Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия)

— Знаешь, Кукушонок, на какой‑то планете, говорят, рабам надевали ошейники как знак их подневольности, — задумчиво проговорила мона Сэииа. — Любимым рабам эти ошейники украшали драгоценными камнями… Ну, будем осваиваться. Посиди с Юшенькой, друг мой.

Она приладила обруч и почувствовала, как он цепко и властно охватил ее голову. Да, ощущение странное. Пока глядишь неподвижно, все размыто по сторонам, но прямо перед глазами все видится четко и, похоже, безупречно. Но вот стоит шагнуть, и предметы начинают перемещаться, словно вокруг тебя декорации, которые кто‑то сворачивает.

Она взмахнула руками — так и хотелось за что‑нибудь ухватиться. Нет, на виду у всех так качаться ей не пристало.

Она слегка раздвинула стеночку и выглянула наружу. Ну, все как обычно: полковник Брагин (она произнесла это про себя с каким‑то мстительным удовольствием) препирается с призраком в белом балахоне, все восемь дружинников доблестно несут караул у бассейна. Юная Сиянова, вероятно, в воде… Нет, все‑таки трудно все время замирать в полной неподвижности, останавливая даже дыхание. Дуз прав, нужно привыкать, и побыстрее, — она твердо решила не задерживаться на Земле дольше чем еще на три–четыре дня. Дипломатические визиты и экзотические экскурсии придется отложить на следующий прилет. А сейчас хорошо бы выбрать какой‑то уголок подальше от посторонних глаз — не на виду же у всей честной компании учиться ходить!

— …четвертая команда — нападение, — донесся до нее звонко–воркующий голос — чувствовалось, что юная леди с пеленок проводила слишком много времени с птицами. — Только прошу вас, никогда не пытайтесь сами командовать Гуен. Шайтан ее разберет, в каком она настроении, — а то и в глаз можете получить.

— А пятая команда? — это, конечно, Скюз.

— А про пятую команду вам вообще лучше ничего не знать. Кстати, вы обещали мне взамен кое‑что показать — или нет? Вот я сейчас слегка обсохну…

Раздался плеск, и повелительница сов, выпрыгнув из воды, выпрямилась во весь рост, стоя на бортике бассейна. Она тряхнула головой, как боевой конь после купания, и маленькая радуга поднялась над ее огненно–каштановой гривой.

Мона Сэниа тоже затрясла головой, отпрянула назад и стремительно захлопнула дверцу в стене.

Или ей это показалось, или на девушке не было ровным счетом ничего.

Подальше, подальше от всех этих земных фокусов! Вот только — куда? Единственное место, которое она совершенно отчетливо помнила, была лесная тропинка, ведущая в дом… Она потерла лоб, вспоминая слово. Нет, оно не вспоминалось, но его значение она поняла — это было то же самое, что дом Иссабаста. Солнечная поляна, и на том месте, где тропинка вливалась в нее, диковинные цветы, оранжевые снизу и лиловые сверху. Наверное, это были цветы–андрогины, не разделенные на мужские и женские соцветия и поэтому непроходяще–счастливые в своем вечном единстве…

Отогнать бы этот образ, но нельзя — ей нужно именно туда.

— Кукушонок, я в лес. Ненадолго. — Она погладила пестрые перышки. — Надо мне привыкать обходиться без тебя.

Она сосредоточилась на образе густой, не колышемой ветром травы, в которой терялась тропинка, и сделала шаг.

И почувствовала, как два пестрых зеленых плаща крутанулись слева и справа, подымая вихрь, опрокидывающий ее навзничь. Она почувствовала под лопатками упругую траву, смягчающую падение, и болотный пух едва различимых облаков поплыл над нею в непривычно высокой голубизне.

Она поднялась, села. Несколько пестрых лесных эльфов порхали над поляной, ничуть не смущенные ее появлением. В траве стоял неумолчный стрекот невидимых гномиков — как жаль, что не было времени узнать, что они там мастерили. Она раскинула руки, чтобы лучше держать равновесие, и сделала шаг. Надо же, не упала! Нечего было и мечтать сойти с тропинки в траву — там ноги безнадежно запутались бы, а она еще думала, не взять ли с собой легкий меч для первой тренировки: Нет, сегодня — только движения. Шаг с поворотом головы. Остановка, корректировка. Шаг с последующим выпадом вперед. Остановка. Прыжок назад. Остановка. Получается.

Она уже пересекла поляну и очутилась под перистыми лапами безлиственных деревьев. Древние боги, какой густой, одуряющий запах! Если бы она могла себе позволить хотя бы один день одиночества в этом заповедном лесу! Может быть, в этой тишине она и прошептала бы то слово, которое так хотел услышать от нее Юрг, и оно долетело бы до него само, даже не посланное ее древней магической силой…

Она встряхнула головой и вдруг увидела, что домик, к которому она направлялась, уже совсем близко, и если с ней был бы сейчас ее привычный поводырь, она заметила бы его уже давно.

Прячась за толстыми чешуйчатыми стволами, оставляющими на ладонях капли своей душистой крови, она приблизилась к постройке и замерла в удивлении.

Дом был сложен не из камня, как полагалось бы человеческому жилью, а из стволов деревьев; крышу покрывал толстый мох, навес над крыльцом и небольшие оконца украшала незамысловатая и местами небрежно выполненная резьба — у нее в замке за такую работу серв отправился бы на переплавку. Входная дверь была непропорционально большой, двустворчатой; сквозь медные колечки на обеих половинках этой двери была продета веточка с засохшими листьями — любому было понятно, что хозяина уже несколько дней здесь нет.

Движимая даже не любопытством, а каким‑то неведомым ранее принуждением, она поднялась на крыльцо и вытащила ветку.

Сухие листики, осыпавшись, легли у ее ног. Она приоткрыла одну створку и осторожно проскользнула внутрь. Ничего особенного, скорее сарай, чем жилье. Дощатый стол, две лавки, скромный шкафчик и полки, прогибающиеся под какими‑то фолиантами. Никакой резьбы, ковров или шкур — вероятно, здесь даже не ночевали. Недоумение вызывала только обитая медью дверца прямо напротив входа — странно, комнатка вроде бы занимала весь объем дома.

Слегка смущенная этим вторжением в чужое жилище, она обогнула стол и приблизилась к сверкающей дверце. А может быть, это не медь, а золото? Редчайший на Джаспере металл, всегда бывший знаком укрывательства чего‑то запретного?

На полированной поверхности отчетливо виднелся контур человеческой ладони. Ни секунды не раздумывая, она подняла правую руку и наложила на этот черненый силуэт. Раздалось легкое шипение, и дверца плавно сдвинулась в сторону, открыв что‑то вроде шкафа, абсолютно пустого, с гладкими голубовато–серыми стенками. Мона Сэниа ступила внутрь, и в ту же секунду пол мягко просел под ногами, и она почувствовала, что ее тихо и нестрашно опускают вниз. Спуск длился недолго, всего три–четыре удара сердца, потом ступни ощутили упругий толчок, и в тот же миг яркий свет хлынул ей навстречу, так что она невольно подняла ладони, заслоняя лицо и одновременно дивясь тому, как это в подземелье проник прямой луч солнца. Каким‑то сторонним знанием она ведала, что и здесь она совершенно одна.