Василий Воронков - Лидия

Я пришёл в себя на жёсткой неудобной кровати, затянутой вискозной плёнкой. На мне была всё та же неудобная одежда из грубого синтетического материала, а тугой воротник оказался застёгнут и сдавливал горло. И меня по-прежнему окружала темнота.

Однако что-то изменилось.

Кожа на правом плече воспалилась, как после ожога. Я расстегнул куртку и осторожно коснулся пальцами странной припухлости на руке. Это было похоже на след от неудачной подкожной инъекции, которая вызвала сильное раздражение. Что же такое мне вкололи, пока я был без сознания? Рассмотреть укол в темноте никак не получалось.

В камере не стало светлее. Однако дышать было легко, и болезненная слабость больше не сковывала мои движения. Я несколько раз глубоко вздохнул, вновь чувствуя слабый химический привкус, сел на постели и медленно поднялся на ноги.

Меня ещё слегка покачивало, я боялся, что мышцы снова сведёт судорогой, однако продолжал стоять. Глаза мои так и не адаптировались к темноте — или же в моей камере действительно становилось темнее с каждой секундой, — и я ничего не мог разглядеть. Комната, в которой я находился, могла быть огромным залом, как накопитель на аэровокзале, или же тесным блоком в пару метров длиной.

Я набрал полную грудь воздуха и выкрикнул — вернее, попробовал закричать:

— Кто здесь? Ответьте! Где я нахожусь?

Мой голос дрожал и срывался на хрип. Я закашлялся, в горле запершило, и я чуть не повалился на пол, потеряв вместе с голосом точку опоры — но вместо этого обессиленно рухнул на жёсткую, скрипнувшую подо мной кровать.

Эха я не услышал. Я не в огромном зале. Меня заперли в маленькой, пустой и бессветной камере, где был только я и неудобная кровать.

Я продолжал кашлять, прикрывая рукой рот, когда в нескольких метрах от меня мигнул красный огонёк — как стремительная искорка, мгновенно погасшая в темноте. Я был почти уверен, что из-за постоянного отсутствия света у меня уже начинаются галлюцинации, но всё же хрипло крикнул во тьму над своей головой:

— Кто здесь?

Вместо ответа я услышал гул от сервоприводов какого-то невидимого механизма.

— Кто здесь? — спросил я вконец ослабшим голосом. — Ответьте!

— О есь… — повторило за мной рваным фальцетом эхо. — О етьте.

— Что здесь происходит? — Я поднялся на ноги, опираясь рукой о металлическое изголовье кровати. — Где я нахожусь?

— О есь исходит, — ответило эхо. — Е я ожусь.

Несколько секунд я колебался, опираясь, как калека, о кровать. Пол обжигал мои босые ноги, а каждый удар сердца вновь ритмично отдавался у меня в висках. Наконец, я собрался с силами и сделал шаг вперёд — туда, где вспыхнул красный электрический глаз.

— Я требую… — начал я и закашлялся. — Да кто вы вообще такие? Почему я здесь нахожусь?

— О эбую, — начал передразнивать меня механический голос. — О ы акие, о есь ожусь.

Я сделал ещё один шаг вперёд и остановился. Меня окружала темнота.

— Прекратите! — крикнул я.

Голос молчал. Я даже решил, что это издевательское эхо мне только почудилось, но где-то высоко над головой, у невидимых чёрных сводов, раздался отрывистый механический щелчок, и в то же мгновение в комнате зажёгся белый прожекторный свет — такой яркий, что от неожиданности я вскрикнул и повалился на колени.

Я был уверен, что ослеп, что эта чудовищная вспышка выжгла мои глаза. Я прикрывал лицо руками, сжавшись от страха на холодном полу, но передо мной всё равно стояла оглушительная белизна.

— Поднимитесь! — прозвучал неестественный голос. — Поднимитесь на ноги!

Но я корчился на полу, не двигаясь.

— Поднимитесь! — повторил голос, срываясь на звенящий фальцет.

Я медленно убрал руки от лица, но так и не решался открыть глаза. Я и сам не был уверен, чего боялся больше — обнаружить, что я и правда потерял зрение или же увидеть, где я в действительности нахожусь.

— Поднимитесь! Поднимитесь! — стал механически повторять голос. — Поднимитесь на ноги! Поднимитесь!

Я приоткрыл глаза.

Я не ослеп.

Глаза слезились, передо мной плыли яркие пятна неестественных цветов, однако я видел. Я стоял на коленях посреди пустой комнаты со светящимися белыми стенами, где не было ничего, кроме узкой, упакованной в целлофан кровати, и металлического унитаза в углу.

Хотя нет… Было что-то ещё…

Зрение моё ещё не успело полностью восстановиться, и какой-то странный пугающий объект прятался от меня в слепом пятне — я не видел, но чувствовал его присутствие.

— Поднимитесь! — напомнил мне нечеловеческий голос.

Я поморщился, прикрыл глаза рукой и медленно встал на ноги. Я весь дрожал — то ли от слабости, то ли от страха. Несколько секунд я стоял, не решаясь посмотреть перед собой, пока, наконец, не поднял голову.

И тут же застыл от ужаса.

Передо мной возникла массивная противоударная дверь с грубыми следами сварки, как в бункерах или на военных кораблях, а над ней, на длинном суставчатом кронштейне, который сгибался и распрямлялся с едким шипением, как чья-то уродливая конечность, висела страшная металлическая голова, похожая на череп лошади с единственным горящим глазом.

— Что… — выдавил я из себя. — Что это…

Голова нетерпеливо покачивалась, просверливая меня своим ярким электрическим взглядом.

— Спааасибо! — проскрежетала она, неестественно растянув слово. — А теееперь…

Раздался резкий звон — так, что я невольно зажал уши руками, — но уже в следующее мгновение голос зазвучал спокойно и ровно, как бездыханная речь методичной машины, бесстрастно воспроизводящей чужие слова:

— А теперь назовите своё имя.

— Имя? — Я невольно сделал несколько шагов назад, к кровати, всё ещё продолжая смотреть на нервно вздрагивающий на кронштейне череп. — Но… кто вы? Где… Где я нахожусь?

— Назовите своё имя! — повторила уродливая башка.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы унять паническую дрожь во всём теле.

— Алексей, — сказал я. — Меня зовут Алексей Тихонов. Я техник-навигатор третьего разряда корабля Земли Ахилл. Код красно…

— Достаточно! — перебила меня голова и пугающе вытянулась на кронштейне. — Назовите свой возраст.

— Двадцать шесть лет.

— Место учёбы.

— Московский технологический университет, — послушно сказал я. — Отделение авиакосмических…

— Девичья фамилия матери.

— Что? — удивился я. — Но моя мать… У меня фамилия матери, не отца…

Голова вздрогнула, и её яркий электрический глаз любопытно мигнул.

— Что здесь происходит? — спросил дрожащим голосом я. — Что это… за устройство? — Я невольно посмотрел в потолок и сощурился от света. — Где я нахожусь? Где Лида?

— Достаточно! — резко сказала голова.

Кронштейн уродливо согнулся, и лошадиный череп поднялся к потолку. Страх, оглушивший меня поначалу, медленно отступил, и вдруг сменился гневом.