Михаил Хрипин - Воина миров. Второе пришествие

Какой же здесь сухой остаток? Он назвал меня преемником, учеником, в будущее которого верит. Заставил пройти испытание. Забудем на время, каким способом. Но он сказал, что я его прошел. Значит, я сравнялся с ним в умении. Пусть у меня нет его сумасшедшей гениальности. Слава Богу и Боже упаси! Усердие никто у меня не отнимет. Лишь бы цель была».

Он пошел дальше. Глинистая жижа затягивала следы, они наполнялись черной водой, оплывали по краям, превращались в крохотные лужицы, цепочкой вьющиеся по тропкам унылого парка.

«Цель. — Губы растянулись в кривой гримасе. — Цель есть. Это будет неотвратимая, безжалостная месть за коварное оскорбление».

На горизонте, скрытом переплетением черных, сочащихся влагой ветвей парковых деревьев, сверкнула белая вспышка. Гроза надвигалась на Лилль, стремясь окончательно утопить, превратить в хлипкое болото, вымочить до нитки. Ветер пришел с запада, промчался над проливом, ринулся на материк, словно репетируя атаку чудовищ, набирающихся сил для нового броска. Почти растеряв в пути, ураган все же донес до города слабые признаки грядущих событий — редкие молекулы, оставшиеся от запахов раскаленного металла, дымных столбов, пролитой крови. Недоступные человеческому нюху из-за слабой концентрации, они действовали на подсознание, рождали тревогу, навевали ночные кошмары.

Доктор, не сознавая надвигающихся перемен, повернул обратно, ноги сами влекли его в теплое убежище штабного комплекса. Он зашлепал по скользкой хляби, руки в карманах плаща, капюшон на глаза.

«Месть должна быть всеобъемлющей, — смаковал он очертания будущего плана. — Сбудется то, чего страшится каждый ученый, добившийся признания, занявший свое уникальное место. У него будет преемник. Но где окажется он сам, когда поймет, какими возможностями преемник обладает, какие способности скрыты в нем до поры, до времени?»

Крепчающий ветер подгонял, толкал в спину, пока еще мягко, осторожно, но давая понять, какая сила скоро наполнит его порывы. Лучше спрятаться, смотреть на его буйство через толщу стекла, сквозь потоки воды, бросаемой ураганом в жажде пробить окна, захватить трусливо отгородившиеся помещения.

«Ты умный, старик. Но ты сам научил меня. Ты показал, что можно сделать, если тебе не мешают введенные в заблуждение недоучки. Больше это не повторится. Я был слеп, глух и испуган. Это все кроется в мозгу. Но ты все сказал мне про мозг. Мне больше не нужно. Дорога открыта и ничто не ждет моего возвращения».

Когда Лозье взошел на крыльцо и растворил дверь, сопротивляющуюся натиску воздушного кулака, за его спиной небо обрушилось, оглушило громовым шелестом, потекло мутными реками, смывая оставленные доктором торопливые следы. Плотная колышущаяся стена воздвиглась позади, отрезая дорогу назад. Доктор юркнул в желтую от света лампы сухость коридора, едва не получив пинка захлопнувшейся дверью.

Спешки больше не было. Ее сменила расчетливая размеренность действий, просчитанные реакции, заготовленные ответы. Лозье ясно видел перед собой свой план, словно карту с начерченной единственно верной дорогой. Все препятствия обозначены, все острые углы спрямлены.

Одетый в неизменный стерильный белый халат, с ящичком инструментов, Лозье вошел в комнату с аквариумом. Деловой вид, уверенный шаг. Просто очередные анализы, пробы, проверки.

Из-за идеально прозрачного стекла на него уставились две плошки блестящих глаз. Ненависть, кипящая под бугристой блестящей кожей, изливалась на любое живое существо, подобно двум тепловым лучам. Желеобразные, расползшиеся в стороны под действием земного притяжения, бока дергано вздувались, когда чудовище втягивало в себя обеззараженный воздух. Бурые плети щупалец вяло шевелились, эхом реагируя на клокочущую внутри ярость. Треугольная губа обвисшим ломтем тряслась в такт дыханию, тягучая струя густой слюны стекала по ней.

Вид чудовища не изменился с момента его появления, пугая постоянством, не подвластным внешним воздействиям. Монстр словно взял бесконечную паузу, ожидая момента, когда более могущественные силы выпустят его. Тратить энергию на бессмысленные телодвижения — значит проявлять слабость воли. Тварь стремилась казаться победителем даже в герметично запаянной стеклянной клетке, находясь в полной зависимости от пленивших ее людей.

Лозье секунду разглядывал пленника. Он уже проделывал по просьбе Уотсона то, что собирался повторить сейчас. Но что-то задержало его, возможно, желание взглянуть на чудовище в последний раз пока еще не измененным взглядом. Запомнить свою реакцию, чтобы потом сравнить.

Он зашел сбоку, где к аквариуму крепились устройства управления подачей воздуха, проверки степени фильтрации, параметров смеси газов. Вынутая из ящичка колба нашла свое место на пульте, наполовину утонув в отверстии. Усыпляющая смесь, разработанная самим Лозье, была примешана к порции донорской крови, заготовленной для питания твари.

Доктор взялся за ручку с округлым набалдашником, торчащую в центре панели. Шарнирный манипулятор, состоящий из двух секций, соединенных гибким суставом, послушно выдвинулся из боковой стенки. Чудовище дернулось, рот затрепетал, делая похожие на глотательные движения. Довольное, приглушенное стеклом уханье вырвалось изо рта, глаза подернулись влажной пленкой.

«Жрать хочешь, — подумал Лозье. — Но за это ты кое-чем поделишься со мной».

Манипулятор пододвинулся к пульсирующему бугорку на том месте туши чудовища, которое у людей называется височной областью. Игла на конце механической руки проткнула вену, заставила пленника замереть, приготовиться к новой порции. Лозье тронул небольшую кнопку слева от рычага, открывая канал для перекачки крови.

Когда все закончилось, доктор взял стул, уселся напротив и стал ждать. Снотворное действовало почти мгновенно, он хотел успеть понаблюдать за процессом, ощутить власть над пленником. Этот момент оказался очень приятным для него еще в первый раз. с тех пор Лозье стремился сам проделать операцию, если намечались очередные заборы материала для лаборатории.

Порождения марсианской науки, чудовища не спят, не нуждаются в отдыхе, только в пище. Почувствовав уже знакомое помутнение рассудка, пришедшее сразу вслед за долгожданной сытостью, тварь вздрогнула всем телом и скривила рот в злобной гримасе. Туша затряслась, будто силилась преодолеть действие вещества. Комнату огласил лающий хриплый вопль, булькающий, режущий слух нечеловеческими обертонами. Пленник взмахнул парой щупалец, плети вскинулись, глухо шлепнули по стеклу, но тут же безвольно опали, свернулись в клубок перед мордой твари. Монстр уже спал.

Лозье довольно потянулся, хлопнул по коленям, поднялся. Теперь он воспользовался другим рычажком, похожим на первый, но предназначенным для обратного действия. Порция свежайшей клеточной ткани отправилась в герметичную шлюзовую камеру, из которой ее извлек Лозье, сразу поместив в пузырек для хранения образцов.