Марк Романов - Астарта: Корабль Чокнутых Трупов

— Ричард…

«Какое странное имя, — подумал он, замерев в огне, — его носили короли и преступники, отверженные и вершители судеб. Оно принадлежит мне?»

— Ты должен забыть все, что видишь и узнаешь здесь…

«Забыть? Я забываю сразу же, как узнаю. Зачем говорить ненужное?»

— Но кое-что я оставлю тебе. В подарок, или в качестве стимула — решай сам…

«Они, равные богам, делают подарки людям. И подарки их оборачиваются проклятиями. Откуда эти слова? Кто их сказал?»

— Тебе останутся сны, и осознание цели. Ты будешь видеть способы ее достижения и чувствовать течение вероятностей вокруг себя. А еще, мой друг, ты будешь носить в себе часть меня. Я собираюсь изучить ваш уголок Вселенной…

«Интересно, как выглядит паразит с могуществом бога?»

— Однажды, когда мир вокруг тебя замрет на грани разрушения, я помогу. Мы поможем… А теперь, к сожалению, ты должен уснуть…

«Зачем?..»

— Шиффс, приготовьтесь к возврату в момент подбора образца. Скорректируйте орбиту бота и дайте сигнал о помощи местным. Агент влияния готов, Маттершанц?

— Готов, господин Директор. Память заблокирована. Готов встать на Путь.

— Хорошо. Начинайте.

Над охваченной пламенем планетой, усмирением которой в рамках антитеррористической операции «Тайфун» занимались силы Космодесанта Протектората Земли, падающий в атмосферу подбитый десантный бот на мгновение окутался сиянием, и слегка изменил курс. Теперь спасательное судно успевало подобрать его, приняв пятнадцать мертвых десантников, и одного тяжелораненого капрала.  Чудовищно обгоревший, Ричард Морган выжил.

С его появлением в импровизированном баре стало заметно тише. Казалось, даже громкая музыка из спрятанных в стенах динамиков, слегка затихла, потеряв объемность звучания.

Сидящие за несколькими составленными в ряд столами люди начали оборачиваться на него, покачивая головами и переговариваясь, по залу поползли шепотки. Кто-то откровенно предпочел ретироваться прочь, другие остались, но всем своим видом выказывали недовольство новым посетителем, и только самые стойкие предпочитали делать вид, будто ничего особенного не произошло. Они согласно кивали, отвечая жестом на тихий шепот вездесущих доносчиков, изучающе поглядывали на нового посетителя, но не делали резких движений и не пытались прогнать его.

Джек Кацман прошел к бару, сел на высокий крутящийся стул и в упор посмотрел на замершего в нерешительности лысого вертлявого бармена, похожего на обезьянку.

— Виски, чистый, двойной, — хрипло попросил Джек, хмуро глядя на бармена. — И не тасуй тут, — предупредил он его, по-звериному, не мигая, взглянув тому прямо в глаза.

— И в мыслях не было, — тут же ожил бармен, ловко вскарабкавшись на высокую стремянку к верхним полкам.

«Точно макака, блядь, — подумал Джек, с кислой миной исподволь осматриваясь вокруг. — Хоть бы банан вместо выпивки не дал».

Лысый человечек виртуозно вскарабкался вверх, снял оттуда самую большую бутылку с коричнево-черным содержимым и авторитетно произнес, наливая алкоголь:

— Наша, местная, на гречихе.

Джек только хмыкнул, криво улыбнувшись. Родная планета ничуть не изменилась за прошедшие годы. А сколько, кстати, их успело пройти? Пять? Десять? Да, не меньше десяти.

— Видел этого человека?

Кацман толкнул по гладкой стойке голоснимок в сторону бармена. Тот быстро стрельнул глазами в сторону, и нервно улыбнулся, не глядя на карточку.

— Нет, никогда, — отозвался он.

— Ты что мне тут хрены бодяжишь? — рыкнул Джек. — За кого держишь, обезьяна лысая? Ты Гая Травкина не знаешь? Тебе напомнить, хрен козлячий, как он тебя, сопля мелкая, у твоей мамаши на дозу сменял?

Бармен побледнел, пошел красными пятнами и стал заметно заикаться.

— Н-нет, н-не надо, — выдавил он. — Я и правда его не видел, давно уже, несколько лет как…

— Отвали от него, — раздался рядом гулкий бас. На соседнее сидение опустился грузный пухлый мужчина с седой бородкой и карими глазами. Вертлявый бармен тут же исчез в тени полок, слившись с обстановкой и предпочитая больше не отсвечивать.

Джек медленно развернулся к подсевшему соседу, рядом с которым тут же возникли два плечистых охранника, похожие друг на друга, как близнецы.

— Фарид, ты опустился до найма андроидов? Не ожидал, что на Суздале дела пойдут настолько плохо. Тебе чего надо? Не видишь, я разговариваю.

Кацман покрутил в руках стакан с коричнево-черной жидкостью, словно размышляя, не выплеснуть ли содержимое в лицо седобородого мужчины. Тот тяжело вздохнул, покачал головой и привычным жестом пригладил темные волосы.

«Сколько лет уже прошло, как его из директоров школы поперли, а он до сих пор мел и лазерную крошку с волос стирать пытается, — подумал Джек, отметив жест Фарида. — Хорошо мы его тогда помяли, видимо».

— Ты допрашиваешь моего человека, Джек, — медленно произнес бывший директор суздальской школы-интерната для трудных подростков. — Это не вежливо.

— Я брата ищу, — буркнул Кацман. — Задал вопрос, а твоя обезьяна мне стала врать. Это, по-твоему, вежливо?

— Вот как ты был говном, так ты им и остался, Кацман, — покачал головой Фарид. — Ну-ну, — примирительно улыбнулся он, заметив, как тут же напрягся от его слов Джек, — не надо лишних движений, мои парни нервные сегодня.

Охранники синхронно положили ладони на рукояти табельных иглометов.

«Хрена с два, мне лишних отверстий не надо».

— Смазку им поменяй, — буркнул он.

Кацман чуть откинулся назад, показывая, что не настроен на дальнейшие разборки.

— Значит, так, Джек, — ледяным тоном произнес Фарид, глядя в глаза Кацману, — брата твоего на Суздале нет, а если он тут появится, я первым его четвертую, понял? Да и тебе мы тут не очень рады, если ты не в курсе.

— Что это так невежливо? — с издевкой в голосе осведомился Джек, продолжая покручивать в руках полный стакан виски на гречихе. — Где же твое хваленое гостеприимство, Фарид? Значит, как своих птичек наркотой Гая пичкать, чтобы те лучше дрались, так ты нам был рад. А как я приехал навестить родное гнездо, ты мне и на дверь показал?

У пожилого директора интерната заходили желваки. В карих глазах полыхнуло едва сдерживаемое бешенство.

— Ты знаешь, что сделал твой брат? — по-змеиному, почти не разжимая губ, прошипел Фарид. — Да его мало четвертовать, с него кожу надо живьем содрать и бросить собакам!