Юлия Жукова - В семье не без подвоха

– Я же не смогу понимать этот всеобщий, – пожимает плечами ребенок.

– Это еще почему? – удивляюсь я.

– Так я безродный.

– Был. Теперь ты очень даже родной. Да и вообще это не важно.

– И имя у меня глухое, – гнет свою линию Кир.

– Это вообще ни при чем, вон Тирбиш прекрасно говорит на всеобщем языке.

Кир с подозрением косится на меня.

– Да?

– Конечно. Этому же учат не в школе, а в клубе.

Может, так ему понятнее.

– Но… я ведь не могу ходить в клуб…

– Кто тебе сказал? – поражаюсь я. – Конечно, можешь!

– Да-а? А почему тогда отец сам хотел меня учить?

– Он думал, что у него выйдет лучше, чем в клубе, – пожимаю плечами. – И вообще, он хотел проводить с тобой время. Но если ты хочешь в клуб, пожалуйста, иди. Вот вернемся в столицу, там и выберешь. Я знаю, что Старейшина Асундул клуб ведет.

– Не надо Старейшин, – быстро говорит Кир.

– Ах да, прости, забыла, что ты их не любишь. Ну, посмотрим, наверняка найдется подходящий клуб, их в столице сотни.

Кир задумчиво кивает и снова упяливается в бук.

– А про что там говорят?

– Рассказывают, как разные лягушки защищаются от хищников, – отвечаю.

Кир некоторое время вслушивается, даже шкурить прекратил.

– А в этом языке , – говорит он, используя на сей раз правильное слово, – есть буквы?

– Есть, – киваю. – Только они не такие, как в муданжском.

– Заново учить придется? – уточняет Кир, но без отвращения.

– Ага. Но их меньше.

– А слова там есть?

– А как же!

Кир еще немножко слушает, потом вздыхает и устраивается поудобнее, чтобы шкурить дальше. Я лезу в бук и подключаю муданжские субтитры к передаче. За это следует благодарить команду книжников Унгуца, стремительно переводящую на муданжский избранные тексты земной культуры. Их представление о важнейших текстах не совсем совпадает с моим, но тоже имеет под собой основание – они начали с книг и фильмов об образовании и устройстве Земли, плавно перейдя на биологию и географию, поскольку считают, что планета и ее «природное население» (то есть растения, звери и боги) определяют человеческую культуру.

– Вот, – говорю, – теперь внизу будет написано, что они там говорят.

Кир впивается взглядом в экран со всем вниманием, на какое способен подросток. Челноки забыты, но я не внакладе. С нужной скоростью ребенку читать тяжело, но он очень старается, глаза так и бегают туда-сюда, аж рот приоткрыл от усердия.

Через две передачи и связав несколько сантиметров, я решаю, что ребенку пора отдохнуть, и останавливаю плей-лист.

– Пойдем обед готовить, – говорю.

Кир нехотя отрывается и трет глаза. Еще бы, два часа сабы читать.

Мы в атмосфере дружеской тишины варим суп, запекаем мясной рулет и жарим гречку – после визита маменьки осталось несколько пачек, и Азамат неожиданно проникся нежностью к гречке, жаренной на бараньем жиру с луком. Она так пахнет бараном, что Кир явно считает ее мясом и выпрашивает у меня пару ложек до обеда.

– Давай теперь делать какой-нибудь сладкий пирог. Ты с чем хочешь?

Кир хмурится и внезапно делает ровно такое выражение лица, как когда Азамат ему предлагает поиграть. Здрасте приехали.

– Ни с чем.

– Значит, будет без ничего, – пожимаю плечами. – В крайней тумбочке стоит мешок с мукой, начерпай оттуда два стакана.

Кир лезет в мешок и косится на меня.

– Это не мука, тут что-то белое.

– Это мука, только не ячменная, а из пшеницы. Она у вас на Муданге не растет, я ее с другой планеты заказываю.

– Мука с другой планеты? – поражается Кир и принимается хохотать. – Вы бы еще траву оттуда привезли! Или шишки!

– Ладно-ладно, – хмыкаю. – Не пробовал еще ничего из нее, а смеешься.

Кир начерпывает мне два стакана и под чутким руководством просеивает их сквозь сито. Мне-то обычно лень, но раз есть рабочие руки… Я замешиваю тесто и предоставляю Киру его разминать. Потом скатываю в колбаску, режу и показываю, как раскатывать. А потом сижу в кресле и любуюсь, как он старательно творит чудеса скалкой – у меня так ровно никогда в жизни не выйдет.

– Ну вот, – говорю, когда образуется целый стол заготовок. – Теперь мажем маслом, посыпаем сахаром, скручиваем, складываем, режем – и в духовку.

Кир с упоением делает плюшки, как будто это не булочки – съел и нету, а скульптура на века. Смазывает так, чтобы масло не заходило за край, чтобы все хорошо прилипло куда надо, режет ровно посередине, разворачивает сердечком, еще с боков прижимает немножко, чтобы пошире вышло. Короче, дорвался человек до креатива. Плюшки в этом смысле дело благодарное, я тоже в детстве любила их лепить.

Когда два противня загружены в духовку, ребенок даже немного расстраивается, что такое интересное занятие кончилось.

К обеду подтягивается Азамат с голодным Алэком, так что я ухожу кормить мелкого, а когда возвращаюсь, у нас все по-прежнему. Кир мрачно сидит в углу, Азамат пытается рассказывать, каких зверей видел в лесу, но ребенок упорно всем своим видом показывает, что ему неинтересно. Зато хотя бы он ест свои плюшки. Не то чтобы я считала, что сладкое и хлебное необходимо для ребенка, но ведь странно, что вчера он так категорически отказался, да и сегодня был не в восторге от мысли о пироге. Какая такая травма детства может быть связана с выпечкой?

Азамат, впрочем, моего облегчения по поводу плюшек не разделяет, хотя и наворачивает их за двоих. Он хмур и беспокоен, косится на Кира, то и дело порывается что-то сказать, но в последний момент передумывает. К счастью, вскоре приходит Хос, получивший нашу «записку».

Он скребется когтями в дверь, как кошка. На нем все тот же бирюзовый костюм, а поверх него расшитая серебром куртка. Вид совершенно уголовный.

– Напугали, – сообщает вместо «здрасте». – Беру банку, а она говорит!

Мы смеемся.

– Прости, но мы не придумали, как еще тебе передать послание.

– Скажите птицам, – пожимает плечами Хос. – Они повторят.

На ферму мы отправляемся все вместе (кроме Филина, который по-прежнему ужасно боится Хоса). Хос прилипает к стеклу и с мурчанием и взвизгами таращится на проплывающую под нами землю. Так высоко он еще никогда не забирался, и его это очень веселит. Киру передается его возбуждение, так что он прилипает к другому окну и тоже радостно вопит, стоит унгуцу хоть чуток вздрогнуть. Алэк пищит вообще непрерывно.

Ферма находится в очень живописном месте: с юга Дол, с севера горы, в нашу сторону, на запад, лес, а на восток луга, где трава до сих пор не пожухла. Фермер выходит к нам, изумленный до предела.

– Ахмад-хон! Что стряслось? Да вы всей семьей… Что-то с домом?

– Ничего, Молычин, мы просто выбрались на прогулку и решили залететь к тебе. Ничего, что без приглашения?