Джон Лав - Вера

— Вы не сказали мне о том, что будете прикрывать шлюз. Полагаю, это для вида.

— Взгляните на них, коммандер. Вид такое дело, двойственное.

Фурд закрыл коммуникатор, нахмурился, обдумывая слова Буссэ, и взглянул в переднее окно. Мускулы на шее и плечах возницы дрогнули — в этот раз он не стал пользоваться кнутом, только дернул поводья. Коляска пошла вперед. До самого конца шахранин управлял ею с безукоризненной точностью.

Экипаж катился вдоль линий оцепления, громко скрипя и громыхая в неожиданно наступившей тишине, с днища и колес падали куски грязи. Толпа судорожно заколыхалась, люди вытягивали шеи, изворачивались, лишь бы увидеть, что творится внутри охраняемой территории. Химеры ритмично и тяжело дышали, походя на мастурбирующих динозавров; для них путешествие закончилось.

Шлюз «Чарльза Мэнсона» так и не открылся.

Нависающий над площадкой корпус корабля походил на серебряный отвесный утес. Он затмевал все вокруг, но его безмолвие и неподвижность были настолько глубокими, что у Фурда даже появилось сомнение в том, что корабль вообще здесь присутствует. Коляска добралась до него и остановилась. Коммандер кинул последний взгляд на паутину в углу — он понятия не имел, могла ли она видеть в принципе, — а потом посмотрел на Тахла. Тот кивнул в ответ.

Шахранин осторожно вышел первым. Он помог Фурду спуститься, безмолвно и легко последовал за ним, неукоснительно соблюдая дистанцию в три шага.

Буссэ уже вышел им навстречу, но замер, когда Фурд жестом сказал ему остановиться, а сам повернулся к вознице.

— Не надо, коммандер, не нужно этого делать, — прошипел Тахл, но Фурд не обратил на него внимания.

— Я так понимаю, вы не говорите на языке Содружества? — спросил он кучера.

Тот пристально, но без всякого выражения взглянул на него и, по-видимому, подтвердил предположение, ничего не ответив.

Тахл стоял, не двигаясь, и наблюдал за полковником (тот снова присоединился к группе, прикрывавшей вход в корабль) и своим командиром, вычисляя относительные углы и расстояния между собой, Фурдом, Буссэ, шлюзом и линиями оцепления. Коммандер по-прежнему разговаривал с возницей, но Тахл уже не слушал. Слова его не интересовали.

— Я немного говорю по-шахрански, — сказал Фурд, — достаточно, чтобы сказать спасибо, но так или иначе это может показаться вам снисходительным. Поэтому…

Возница не открыл рот, даже чтобы сплюнуть, но не сводил с Фурда глаз, темных и невыразительных. Его вторые веки горизонтально моргнули. На площадке наступила полная тишина, и химеры принялись шаркать, словно в застенчивости. Одна из них пустила газы.

В трех шагах от Фурда Тахл закончил расчеты.

— Поэтому…

Коммандер сбился, слова не шли. Он все еще подыскивал правильное выражение, когда возница умер. Кто выстрелил, было не понять, так как игольники славились бесшумностью, правда, состояли на вооружении флота и блентпортского гарнизона. Осколок заостренной нержавеющей стали жадно вонзился кучеру в горло, скинул с повозки, шахранин неопрятной кучей свалился под ноги Тахлу, а тот, не глядя, перепрыгнул через труп и бросился прямо к Буссэ.

У Тахла было в запасе меньше секунды. Когда пошел отчет первого растянувшегося мгновения после выстрела, а солдаты только начали реагировать, шахранин проскользнул между еще не взбудораженными телами, словно кот между мусорными баками, и добрался до полковника. Нормальное течение времени восстановилось. Посередине группы, прикрывающей шлюз, находились Буссэ и Тахл. Первый рухнул на колени, а второй стоял позади него, левой рукой держал за волосы и выпущенными когтями правой касался, не раня, шеи полковника. Двое солдат, находившиеся ближе остальных, ринулись на помощь Буссэ, если бы они могли остановиться, когда выскочили из ножен ядовитые когти, они бы остановились; но, обладая комплекцией Фурда, они не сумели вовремя погасить инерцию движения, а потому набросились на Тахла сзади. Тот повалил на землю обоих — одного каблуком правой ноги, другого локтем левой руки — и даже не повернулся к ним лицом, не отпустил Буссэ, солдаты еще не успели упасть, а он снова сосредоточил все свое внимание на полковнике. Тахл понимал, что они бы отступили, если бы смогли, а потому не убил их.

Шахранин все просчитал, видел, что жить ему осталось максимум секунд двадцать. Его держали под прицелом все бойцы конвоя: и те, кто стоял около шлюза, и те, кто находился в оцеплении. Он замер, ожидая, когда первый шок и смешанные мотивы стрелков вытравят их нерешительность.

Тахл стоял как открытая мишень, он не хотел прикрываться Буссэ, да это было невозможно. Пока никто не выстрелил, так как когти шахранина, точные, как микроманипуляторы, замерли около шеи полковника; но не все солдаты считали безопасное возвращение Фурда на корабль или жизнь собственного командира главной целью. Как только люди обдумают такую возможность, кто-нибудь — может, тот же самый человек, который убил возницу, — выстрелит в Тахла, или в Фурда — тот в одиночестве, практически всеми забытый, стоял около повозки, — или даже в Буссэ. Тахл предположил, что военным хватит секунд двадцати (коммандер давал не более пятнадцати, так как со своей стороны видел то, чего помощник заметить не мог: смирение на лице полковника, словно тот все это время знал, что ему придется умереть ради последних метров до корабля. Фурд вспомнил фотографию в кабинете, и у него заныло сердце).

А потом «Чарльз Мэнсон» наконец ожил.

Что-то инопланетное чувствовалось в неожиданном переключении корабля от полной тишины к крайней активности. Столь масштабное изменение было невозможно привязать к событиям на площадке; ничто не могло вызвать или спровоцировать такую реакцию, она не стала результатом чьих-то действий, ее нельзя было расценить как ответ или предупреждение. Неожиданная и резкая, она больше походила на укус тарантула.

Уже никто не мог назвать «Чарльз Мэнсон» гладким или безмолвным. «Аутсайдер» взревел сиренами, засверкал огнями, забился, словно в лихорадке, на его корпусе набухли серебряные пузыри и вскрылись пастями, губами, отверстиями с торчавшими орудиями ближнего боя. Экипаж «аутсайдера» даже не позаботился навести их на конкретные цели. Некоторые из пушек вращались туда-сюда или вверх-вниз, другие направились точно на площадку, иные же просто целились куда-то в воздух. Это не имело значения. На толпу смотрели коротковолновые лазеры, пушки Гаусса, петлевики, умиротворители, дезинтеграторы, удушители, пульсаторы, переносные лучевики. Даже атака всего флота Гора не могла оправдать применение такого арсенала в замкнутом пространстве планеты; и эта огневая мощь принадлежала кораблю, чья команда состояла из людей, которые или потеряли, или никогда не имели человеческих побуждений. Тахл продумал маневр в надежде отвоевать определенное количество времени, просчитанное им до секунды; теперь же, казалось, в его распоряжении была вечность.