Андрэ Нортон - Полет на Йиктор. Отважиться пойти на охоту

Собрав все свои силы, Фарри отражал нападение и неистово защищался. Он поднялся в воздух, но полетел не к кораблю, куда сперва было решил лететь… Он словно бы получил какой–то приказ, которого не мог ослушаться. Фарри приземлялся несколько раз на возвышенностях, потом, несколько секунд отдохнув, взлетал опять. Его снова охватило навязчивое желание пересечь открытое пространство, перелетая с одной горы на другую, то на высокую, то на более низкую, до тех пор, пока он не очутился возле северной стены барьера из скал. Здесь он немного передохнул и, повернувшись, полетел обратно к стоянке корабля. Когда он коснулся его, то ощутил такую свободу, какой еще не ощущал с тех пор, как они приземлились. Он сам не мог понять, что вынудило его совершить этот полет. Сложив крылья, он стал пешком подниматься по трапу, по пятам тех, кто уже проследовал в этом направлении. Ему не хотелось оглядываться через плечо, чтобы посмотреть, претерпел ли какие–либо разрушения холм, потревоженный снизу.

Он обнаружил остальных в пилотской кабине. Зорор держал считывающее устройство, его глаза быстро бегали по маленькому экрану, много меньшему, чем его узкая ладонь.

— Люди с Холмов, — почти прошипел он, как делал всегда, когда пребывал в волнении. — Это очень древнее название — Люди с Холмов. А их королевства, места убежищ, как часто говорили, находятся под холмами!

— Чары.

Трое повернули головы и посмотрели на Фарри. На лицах Майлин и Ворланда чувствовалось понимание, однако глаза Зорора налились огнем.

— А–а, чары! — повторил он.

— Только не задавайте мне вопросов! — выпалил ему в лицо Фарри. Он снова схватился за голову, ибо ощутил сильнейшую боль. — Я не знаю, откуда взял эти слова… И не знаю — почему…

— Это не вопрос, — продолжал Зорор. — Скорее — часть легенды о «маленьких людях». Во многих рассказах и их обрывках, что собирались с планет, в свое время колонизированных древними терранами, есть такие маленькие разрозненные фрагменты. Одна из этих историй, рассказываемая сотни и сотни раз, состоит из двух основных частей. Первая часть гласит о том, что у Людей с Холмов (и это название вполне соответствует их сущности, мой маленький брат) бывает разный темп течения времени. Когда смертный мужчина или женщина находились у них, то, вполне могло статься, что для них одна ночь равнялась целому году жизни, а пробыть под холмами год — означало несколько столетий для пленника или гостя из чужого мира.

Другой необычный дар заключался в чарах, позволяя им очень легко вводить в заблуждение и обманывать людей из верхнего и внешнего мира, заставляя их полагать, что они видели нечто весьма отличное от реальности. Маленькие Люди могли заплатить за услугу золотыми монетами, а затем тот, кому заплатили, обнаруживал у себя в кармане сухие листья или комья или скрученную траву. Эти люди иногда имели великолепные здания, достойные людей высокого происхождения, но тот, кто пировал с ним, мог проснуться утром не на роскошном ложе, а полуразвалившемся заброшенном хлеву. Также говорили, что если человеку почему–то удавалось распознать их иллюзию, он мог внезапно ослепнуть, если бы выдал это свое знание.

— Выходит, они всегда выступали врагами других народов? — спросил Ворланд.

Зорор почесал когтистыми пальцами нижнюю челюсть. Он немного изменил позу и теперь воззрился на скалы к северу от корабля.

— Судя по рассказам, они бывали непостоянны. Порой они могли оказать помощь непримиримому врагу, а иногда могли подвернуть жесточайшим пыткам ни в чем не повинного человека просто ради развлечения…

— Иными словами, — проговорил Ворланд, выслушав закатанина, — они очень похожи на нас — если не считать того, что пользовались оружием, которым мы не способны управлять.

— Совершенно верно, — кивнул Зорор. — Что они и попытаются сделать с нами теперь — поэтому нам следует быть начеку и ждать.

— Быть начеку! — Майлин не повторила слова Зорора, а скорее сосредоточилась.

Наступил вечер. Солнце скрылось за скалами, оставив в небе увядающую розово–голубую полоску. Однако во впадине долины появился какой–то иной свет. Это свечение слабыми всполохами касалось вершин утесов и скал, словно огонь от свечи. Они распадались на всевозможные оттенки, и один цвет переходил в другой — розовый оттенок превращался в алый, то, что сперва вспыхнуло ярко–зеленым, превратилось в синий; вдали виднелись отчетливые желтые тона, малиновые, даже насыщенно–пурпурные. Только самый большой холм все же оставался прежним.

Этот свет, распускающийся подобно пышному бутону, не был подобен свету от свечи; скорее он расцветал кругами, от кромки, выстреливающей дротиками свечения, напоминающего мерцание драгоценных камней. Его цвет тоже различался и даже мог показаться застывшим серебром на заснеженном берегу, когда полная луна проплывает над ледяными кристаллами. А кончики каждого «дротика» вспыхивали то синим, то зеленым.

— Корона, — тихо проговорила Майлин.

Фарри до боли прикусил нижнюю губу и пытался успокоиться. И точно так же, как раньше его потянуло в воздух, чтобы полететь куда–то над этой неведомой планетой, другая мания охватила все его естество. Сам не зная, зачем он это сделал, Фарри вытянул руку вперед, хотя гора находилась очень далеко от него, и его пальцы машинально согнулись, будто ему захотелось схватить эту корону. Затем он покачал головой, подобно человеку, старающемуся избавиться от какого–то наваждения, и тогда его рука сложилась в кулак.

— Яд Ставера… — почти прошептал он. — Забери же это — и мир того, кто обладает им! — Потом он заговорил громче, почти вскричал, и этот вопль пронесся над расцвеченным драгоценностями пламенем. — Ты не волнуешь меня, Древнейший! Мне не нужна твоя сила! Засни же снова, Хавермут — ибо твое время еще не настало! — Он весь дрожал, трепетал, а тем временем одной рукой прижимал к груди Тоггора, который почему–то нашел себе убежище в том месте, где слились в вихре силы, борющиеся друг с другом.

Он перегнулся через металлические перила корабля, и тут из его перекошенного рта полились самые отвратительные и непристойные ругательства, которым он научился в Приграничье. Фарри проклинал корону из света, все эти ночные огни и страх, пытаясь побороть его при помощи этих проклятий.

Его слова, вырвавшиеся наружу, будто бы вобрали в себя некую силу из виднеющихся мерцающих огней. То, что он назвал Ядом Ставера, раздувалось, становясь все больше и больше, захватывая холм почти целиком, и затем Фарри увидел крест. От него исходило серебряное сияние, ускользающее дальше и дальше, опускаясь на округлые стороны холма. Это больше не походило на корону — скорее смахивало на колесо, что покатилось вниз, разбрасывая во все стороны сверкающие дротики света. Они в свою очередь превращались в круги, причем все очень похожие друг на друга.