Лариса Куролесова - Человек без надежды (СИ)

Отречься от своей любви.

И счастья миг — желанный, ласковый, —

Казалось, будет длиться век,

Когда, как шут под злою маскою,

Вдруг начал танец фейерверк…

На спор с судьбой прощанье выстояв,

Молчи, от боли каменей,

Пока пылает небо чистое

Прощальной россыпью огней.

Уже не веря в неизбежное,

Он весело рукой махнет,

Легко делясь с тобой надеждою

На свой единственный полет.

Закутавшись в воспоминания,

Живи и верь, храни любовь,

Перебирай его признания

И выбор, сделанный тобой…

Силь вдруг подумала, что раньше, когда писала песню, не осознавала полностью, о чем говорит. Теперь же она чувствовала на себе взгляд теплых синих глаз. Бриан уже никогда не отправится на покорение очередной "потенциально пригодной" планеты. Но, узнав его и даже ожидая, что в любой год, месяц и день они могут расстаться, когда его отошлют в составе очередной экспедиции "мертвецов", Сильвер Фокс ни за что не отказалась бы ни от одной минуты, проведенной рядом с ним!

Был жребий брошен в бесконечности,

Вы это знали с первых дней:

Ему — сгореть в ладонях Вечности,

Тебе — растить его детей…

— Ты специально взяла не тот аккорд или, как обычно в первый "публичный" раз, промахнулась на грифе? — после отзвучавших аплодисментов тихий голос Кэм прозвучал настолько неожиданно, что Силь от потрясения едва не уронила гитару.

Зинаида Мироновна издала какой‑то странный звук — нечто среднее между вздохом и стоном. Она смотрела на дочь так, как будто боялась даже единственным неверным движением спугнуть свое счастье. Сережа и Мирон с одинаково потрясенными лицами синхронно сделали шаг к сестре. Флейта все‑таки грохнулась об пол с деревянным стуком и покатилась куда‑то под стул — Ульяна ее не удержала. Зрители и слушатели затаили дыхание. Сильвер встретилась глазами с Камиллой — та разглядывала ее через подрагивающие ресницы.

— Я, между прочим, медиатором играю, а ты же знаешь, что я это терпеть не могу! — всхлипнула она, ощущая, как по щекам потекли слезы. — Всегда чувствую себя не в своей тарелке, когда не могу коснуться пальцами струн… Ну ладно, в одном месте и правда аккорд перепутала! А тебе вечно бы придраться!

— Кто, кроме лучшей подруги, скажет тебе правду?! — слабо фыркнула Кэм. — Что за отмазки, Силь?! Причем тут вообще медиатор? Ты что, им за гриф держишься? С тобой даже не помрешь спокойно — ты же без меня тут же перестанешь нормально работать!..

…Бок и левая рука сильно болели, хотя врачи и утверждали, что никакие важные внутренние органы не задеты, да и в плече повреждены только мягкие ткани. Но Габриэль и сам уже не помнил, когда разучился верить докторам — наверное, когда они стали отводить глаза, разговаривая с ним об отце. Решительно сняв верх больничной пижамы, Дольер принялся подозрительно рассматривать широкие куски нанопластыря, закрывавшие изрядную дырку на его левом боку и сквозное отверстие в плече. Пульсировавшая боль вроде бы должна была свидетельствовать о том, что мягкие ткани заживают. А то, что кожа вокруг них и сами швы чешутся — вообще отличный признак, как утверждал его лечащий врач. "Если бы вы еще не отказывались от капельницы…" — сегодня утром во время обхода почти мечтательно протянул доктор. Ха — ха! От него такой милости не дождутся! Когда ему подсунули расписку о том, что он предупрежден и полностью представляет себе последствия применения сильнодействующих лекарств, Дольер не пожалел времени на то, чтобы внимательно ее прочитать, и категорически отказался подписывать. "При приеме сильнодействующих лекарств внутривенно в течение некоторого времени возможны отеки, головокружение, тошнота, недержание и другие недомогания…" Отличная перспективка! Нет уж, пусть его лечат без сильнодействующих препаратов, он как‑нибудь потерпит, лишь бы избежать пресловутых "отеков, недержания и других недомоганий"!

Габриэль бы и от обезболивающего отказался тоже, если бы две суматошные дамочки не вкатили ему лошадиную дозу, даже не подумав озаботиться его собственным мнением. Нашлись тоже сестры милосердия! Ну да ладно, их, пожалуй, можно и поблагодарить за то, что из его левого бока так легко и непринужденно выковыряли пулю — он, можно сказать, ничего и не заметил… Стиснув зубы, Габриэль с трудом удержался от того, чтобы не отодрать нанопластырь и не почесать заживающие на ране швы.

Вообще все, что произошло после того, как Леннокс Норте рухнул с высоты в шахту технического отсека, он припоминал с трудом. Было очень больно, и, видимо, внешне это проявлялось слишком хорошо, потому что лица женщин, расплывавшиеся над ним в бледные пятна, казались нервными и испуганными. Первой до него добралась Дороти Монтего и тут же, не спрашивая, вколола транквилизатор. Затем, кажется, подтянулась и Микаэла — почему‑то с метательным ножом (опасалась, что Норте прихватил с собой кого‑нибудь еще?), который она дрожащими пальцами никак не могла вложить обратно в ножны. Он еще успел подумать, что нужно отнять у нее оружие, пока она никого не покалечила, прежде чем получил от Железной Микки еще одну дозу обезболивающего. Где‑то за их спинами маячила и Сильвер Фокс. Хорошенькая, но, судя по тому, что приперлась в командный центр за убийцей — взрывником, тоже совершенно безбашенная девица — эта троица сумасшедших явно нашла друг друга! Ох и намучается Маккинан со своей "серебряной лисичкой"! Вот он, Габриэль, точно бы не рискнул влезть в такие отношения! Ну да ладно, свою голову парню не прикрутишь, а советовать в подобных вопросах — себе дороже выйдет. Может, Бриану вообще удастся как‑то ограждать подружку от участия в опасных эскападах… Впрочем, какие эскапады — все ведь уже кончилось!

Потом он несколько раз поддавался угасающему сознанию и проваливался в спасительное забытье. Пришел в себя, когда его грузили в медицинский магнитомобиль — в основном от того, что дамы громогласно настаивали на том, чтобы отправиться вместе с пострадавшим. Усталый фельдшер пытался возражать, но ему наперебой совали под нос персональные чипы с допусками высоких рангов. Габриэль хотел было предупредить несчастного доктора, что с этой парочкой спорить бесполезно, но язык во рту почему‑то не ворочался, и даже тяжелую голову приподнять не удалось. Наконец, после краткой перебранки обе дамы забрались следом за носилками в магнитомобиль, и, когда одна из них взяла его за руку, Дольер снова отрубился. В следующий раз пришел в сознание уже в клинике и некоторое время без малейшего удовольствия слушал сдержанный спор врачей, которые решали, кому зашивать пострадавшего, а кому отпаивать успокоительным его нервничающих спутниц. Осознав, что пациент может активно участвовать в решении собственной участи, доктора оживились и предложили ему подписать расписку, от которой Габриэль категорически отказался. Потом последовало краткое единоборство с пулей, завершившееся победой медицины, и отходящий от транквилизаторов мозг лидера Центра летной подготовки опять провалился в спасительное небытие, от которого очнулся уже значительно позже, в больничной палате…