Питер Ф. Гамильтон - Звезда Пандоры

Следующие три часа, пока самолет летел вдоль экватора на скорости в девяносто пять сотых Маха, Карис провела в удобном кресле первого класса, попивая шампанское, предложенное симпатичным стюардом. Поступило два вызова от Анта — по обсуждению сценария и ускорению переговоров по условиям контракта. Его личное внимание не могло не польстить Карис — клиентский список этого агента был закрыт уже больше ста лет. Если все пойдет хорошо, ее сага станет хитом унисферы на следующие шесть месяцев.

Самолет приземлился на южном континенте, в аэропорту Кингсклер, и там Карис снова пересела в «МГ». На горизонте уже показались вершины гор Даусинг.

На будке дорожных сборов в начале магистрали, ведущей к Рэндтауну, появился новый знак: «Проезд военных автомобилей запрещен», а наверху светящейся оранжевой краской из баллончика кто-то приписал: «Смерть тупоголовым предателям человечества».

— Забавно, — пробормотала Карис.

На остановке возле пункта сбора она, не выходя из машины, приложила к контрольной пластинке большой палец с татуировкой кредитки. Массивный шлагбаум поднялся, и она въехала на шоссе. Перед ней простиралась совершен­но пустая полоса ферментированного бетона, похожая на стартовый участок гигантской гоночной трассы. Карис вызвала в виртуальном поле зрения всю линейку настройки автомобильной системы и совместила ее с контролирующей движение по трассе программой. Скорость движения регулировалась довольно старым приложением, которое легко было можно отключить стандартными инструментами, имеющимися в программном обеспечении новой модели «МГ». Карис так и поступила, а затем решительно нажала ногой педаль мануального акселератора.

Последовал приток дополнительной энергии в двигатель, и ее вдавило в спинку сиденья. Карис зафиксировала скорость, состыковала показания радара и навигатора с пилотирующей программой и перевела управление в автоматический режим. Снабженные электромускулами шины отреагировали на возрастание скорости увеличением ширины покрышек, что обеспечивало лучшее сцепление с покрытием. Машина помчалась со скоростью около трехсот кило­метров в час, и на лице Карис появилась озорная улыбка.

— Я сохранил верность, — сказал Дадли Боуз. — Сделал глупость. Ты слышала, что я говорил? Видела записи? Я предупредил их, сказал, чтобы они бежали. А потом мой голос умолк. Вероятно, чужаки заставили меня замолчать, наказали за то, что расстроил их планы. И оказалось, что я рисковал своей шеей опять же ради этого гнусного Кайма. Ради мерзавца, оставившего меня гнить под чужим солнцем. Пожертвовавшего мной ради своего спасения.

— Но ты очень даже живой, мой милый, — ответила ему Меллани.

Они лежали на двуспальной кровати гостиничного номера, словно в на­смешку называемого номером для новобрачных. Открытые окна позволяли Дадли любоваться его драгоценными звездами. Меллани с трудом удерживалась, чтобы не зевнуть. Она отчаянно хотела спать, а новый Дадли Боуз, похоже, не мог успокоиться без сильнодействующего снотворного. Было уже три часа утра, и можно было бы подбросить ему пару таблеток, но шампанское уже закончилось, а в такой час даже в «Пайн Гардене», лучшем отеле Рэндта­уна, вряд ли можно рассчитывать на доставку в номер. Черт бы побрал этот захолустный мир.

У нее не было другого выбора, кроме как вернуться в Рэндтаун и продолжить начатый репортаж о блокаде. Алессандра хотела знать, не пересмотрели ли местные жители свои антигуманистические взгляды после установки детектор­ной станции на склоне Регентов, над городом. На этот раз акцент должен был быть сделан на добропорядочных граждан, отвернувшихся от красношеих тупиц вроде Марка Вернона. Меллани без особого труда удастся записать соответствующие интервью, и чем красочнее они будут, тем лучше.

Однако она не хотела этим заниматься, и не только в силу своего пренебрежения к мелкому городишке: дело Мио она считала более перспективным. Если бы она сумела его провернуть, она бы больше не нуждалась в покровительстве Алессандры. Но возникли трудности. После громкого фиаско с приветственной церемонией она на полтора дня заперлась в гостиничном номере вдвоем с Дадли Боузом. Меллани устроила ему такой сексуальный марафон, какой большинство мужчин знали только по порнографическим программам ВСО или по собственным снам в период кризиса среднего возраста. Он не сказал ей ничего. То есть он говорил постоянно — в перерывах между сексуальными подвигами, которые она ему организовала, — но каждый раз на одну и ту же тему: он сам и его предполагаемая жизнь на Главной Альфе. Лишь изредка он отвлекался на проклятия в адрес Уилсона Кайма, своей бывшей жены и Флота в целом. Ни­чего полезного в его хаотических воспоминаниях она отыскать не смогла.

Когда пришло время садиться в поезд до Элана, она собиралась бросить его в отеле на Августе. Собиралась. Но удержали ее от этого какие-то неясные сомнения, которые Меллани считала своей зарождающейся журналистской интуицией. Она была уверена, что Боуз что-то знал, хотя и сомневалась в правильном толковании совета Мио.

В конце концов она связалась с Алессандрой, чтобы признать свое поражение в деле Мио и выслушать ее язвительные высокомерные насмешки, после чего сказала Боузу, что они проведут уик-энд на одном известном ей уединенном курорте, где она осуществит его самые непристойные мечты без посещения «Молчаливого мира». Это был ее последний шанс выяснить скрытый смысл замечания Мио. Боуз последовал за ней, словно примерный ребенок.

— Но я все еще живу там? — Дадли вяло махнул рукой в сторону окна но­мера для новобрачных.

— Нет. Ты только здесь. Ты единственный. Ты должен усвоить это и не переживать за свою прошлую жизнь. Она закончилась. Тебе дали шанс все начать заново. А я постараюсь, чтобы начало новой жизни было приятным.

— Боже, да это же созвездие Земплар.

Дадли скатился с кровати и прошлепал к окну. Распахнув створки, он высунулся наружу. Меллани поежилась от свежего ветерка, долетавшего с озера Трине-ба.

— Ты не говорила мне, что мы здесь.

— Где? В Рэндтауне? Говорила.

— Нет, на Элане. Это, должно быть, Элан, верно?

— Да, любовь моя, это Элан. — Его догадка произвела на нее сильное впечатление. Память у парня работала безупречно, с процедурой оживления не могла смириться только его личность. — А теперь закрой окно, пожалуйста. Мне холодно.

— Это самый близкий к Паре Дайсона мир, если не считать Дальней.

Он стоял, все еще высунув голову в окно, и слова доносились неразборчиво.

— Да.

— Знаешь, как раз там появились Хранители.

— Знаю.

Она потянулась за одеялом, но вдруг остановилась.