Шервуд Смит - Империя тысячи солнц. Том 1

Связист медленно распрямился. Намокшие от пота волосы свисали на серебристые глаза, в руке был кинжал.

«Он опасается за свою жизнь», – подумал Ивард. Его собственное сердце колотилось так же часто.

Локри отвел руку назад и сделал выпад. Почти неуловимым движением капитан перехватила руку с ножом. Послышался треск, отдавшийся в мозгу Иварда ударом молнии.

Локри задохнулся от боли, выронив нож и стиснув сломанную кисть. Вийя подняла нож с палубы и стремительным движением полоснула им по телу Локри. Ивард смотрел на это в бессильном ужасе – но Локри вовсе не умер. Свободной рукой капитан сорвала разрезанную рубаху с исцарапанного тела Локри.

Локри запрокинул голову и сделал попытку высвободиться, но дождался только оплеухи от Вийи, отшвырнувшей его обратно на переборку.

– «Ибо любовь сильнее смерти и обжигает больнее пламени», – продолжал голос Жаима где-то за спиной у Иварда. Снова ударили литавры.

Капитан ударила Локри наотмашь по лицу, и он, раскинув руки, рухнул на палубу. Она вонзила нож в стену и навалилась на него сверху.

Ивард пытался бежать, вернуться к Жаиму и его свечам, но невидимые наблюдатели заставили его остаться. Эти шепчущие голоса слали ему мерцающие образы, безмолвные трое слали звуки и то, что было глубже звуков – ощущения прикосновений столь резких и жутких, что собственный рассудок Иварда словно парализовало.

Ивард ощущал прикосновения плоти к плоти, соленое жало раскаленного языка – капитан медленно, мучительно медленно облизывала царапину на горле у Локри, посылая Иварду вкус крови и пота.

Кожа ее была смуглой, мускулы – как у хищной кошки, а спина под вуалью черных шелковистых волос покрыта шрамами. Ногти ее впились в его раскинутые руки. Его руки одеревенели, кулаки бессильно стиснули воздух, когда ее ищущий рот скользнул, блеснув зубами, вниз по его груди. Кровь пела в ушах, смывая страх Иварда, на место которого пришла чужая яростная страсть.

– «Ибо любовь сильнее смерти и обжигает больнее пламени. Воды конца бытия не в силах смыть ее, и пустота не может поглотить ее», – нараспев говорил Жаим где-то на заднем плане.

Запахи страха и страсти смешивались с горячим медным вкусом крови. Вийя впилась зубами в его живот. Локри зажмурился; боль и желание пронзали наблюдателей бластерными разрядами.

А потом исчезли все звуки кроме биения сердец и хриплого дыхания – два тела вдруг слились, словно спутанные сетью ее длинных черных волос.

– «Смирение в слиянии?» – спросил шепот.

Ивард опять не уловил смысла вопроса. Кровь ударяла ему в голову, а потом вдруг ослабела, словно выключили свет. Наблюдатели как-то сразу исчезли, оставив Иварда беспомощно плакать.

Он был один, но что-то душило его. Кто мог помочь ему? Может, Локри умирал? Из последних сил он попытался найти свое тело, и это ему почти удалось – полоса света на запястье вела его. Но потом тьма поглотила и ее.

Последнее, что он услышал, был звон литавр и голос Жаима, тихий и уверенный:

– «Ибо любовь сильнее смерти и обжигает больнее пламени. Отврати от меня взгляд, о любовь моя, и ступай с миром. Жди меня в раю, ибо я приду».

Ивард еще услышал полный боли вскрик Локри, сделал последний вдох и провалился во мрак.

Монтроз терпеливо ждал, пока Себастьян Омилов обдумает следующий ход. Они сидели в лазарете и играли в шахматы. Монтроз был рад обнаружить, что панархист не только умел играть в эту игру с Утерянной Земли, но был еще и большим ценителем оперы – как древней, так и современной.

«Словно встретил себя самого, – с усмешкой думал он. – Вернее, себя самого, только из более благополучной вселенной».

Наконец, до Монтроза дошло, что Омилов не видел его последнего хода. Он подождал еще немного: гностор и правда смотрел на доску, но глаза его видели что-то в тысяче световых лет отсюда.

– Устали? – спросил он. – Мы могли бы продолжить потом, если вам нужен отдых.

Омилов медленным движением запахнул край дорогого халата, одолженного ему Монтрозом. Взгляд его оставался рассеян.

Негромкий щелчок вернул внимание Монтроза обратно к доске. Осторожно наклонившись вперед, Омилов переместил слона на новую клетку.

Монтроз поднял взгляд.

– Прошу прощения. Мой ход?

– Вы обратили внимание на удачное расположение моего слона?

– Держащего в осаде мою ладью? – Монтроз улыбнулся. – Так, а где короли? – задумчиво пробормотал он, скорее сам себе.

Брови Омилова поползли вверх, и Монтроз заметил, что он непроизвольно барабанит пальцами по краю древней шахматной доски.

– Но если вы хотите отложить игру... – сказал гностор, когда Монтроз убрал руку от доски.

Прежде чем Монтроз успел ответить, люк с шипением отворился, и в лазарет вошел Жаим, несущий на руках Иварда. Лицо паренька побелело, и хриплое дыхание было слышно через всю комнату. Вместе с ними в открытый люк ворвался едкий запах благовоний.

Монтроз вскочил на ноги – он уже понял, что случилось. Первым движением он нажал на кнопку, и из ниши выдвинулся осмотровый стол. Жаим еще не успел опустить Иварда на стол, а Монтроз уже метнулся к шкафчику с медикаментами и обратно, а секунду спустя впрыснул в руку паренька антиаллерген.

Почти сразу же дыхание Иварда успокоилось немного, и через несколько секунд он открыл глаза, насколько позволили ему опухшие веки.

– Голоса, – прохрипел он.

– Голоса? – переспросил Монтроз. Ивард кивнул, с трудом сглатывая слюну.

– Голоса... и еще Локри... – Он вздохнул и закрыл глаза.

– Я случайно зашел посмотреть, как он, – объяснил Жаим, – а он почти уже не дышал.

– Аллергическая реакция, – буркнул Монтроз, не сводя взгляда с показаний приборов. – Возможно, на твои благовония.

Жаим нахмурился.

– Раньше такого не было, а ведь он их нюхал много раз.

– Это все лента келли. – Монтроз опустил глаза на бледное лицо Иварда – тот снова начал бормотать что-то про голоса. – Придется подержать его здесь до Рифтхавена. – Он прикусил губу и вопросительно посмотрел на Жаима. – Почему он упоминал Локри?

Длинное лицо Жаима застыло.

– Я ничего не видел и не слышал.

– Что ж, это не каждый год, – пробормотал Монтроз и вдруг спохватился, что его может услышать из своей палаты панархист. – Если она с ним разделалась, можешь пойти посмотреть, много ли от него осталось. Я пока здесь все подготовлю.

Жаим кивнул и вышел.

Исход наш близок. У нас есть новые слова, которые мы отпразднуем в своем мыслемире. Мы празднуем слова; мы празднуем ты-и-я; мы празднуем сон; мы празднуем части целого; мы празднуем...

Празднуйте это в мыслемире, мне нет нужды вспоминать это вместе с вами. Что это за новые слова? Вы слышали их, пока я спала?