Шервуд Смит - Империя тысячи солнц. Том 2

— Когда?

Моррийон взглянул на хроно. Почему цифры меняются гак быстро?

— Через девяносто секунд.

Лицо наследника отвердело от гнева и приняло нормальный вид.

— Почему ты раньше не узнал?

Моррийон сглотнул.

— Я сказал Барродаху, что вы приказали уведомлять вас обо всех попытках темпатов активировать станцию.

А Барродах сделал вид, что понял это буквально. Из чистой вредности — ведь он не имеет понятия о переменах, происходящих с Анарисом. Но за вредность тоже убивают. Моррийон поспешно продолжил, чувствуя, как закипает ярость в должарианце:

— Цель этого эксперимента — проверить, как отреагирует станция на живое человеческое тело. Лисантер не верит, что Ли Пунг сохранил свои темпатические способности.

Анарис легко, без усилия поднялся на ноги. Моррийон попятился, сжимая в руках блокнот. «Не подведи меня снова» — так сказал ему наследник на «Самеди», когда Быстрорук устроил им ловушку. А он подвел.

Анарис возвышался над ним, и прахан — лицо страха — делало наследника непохожим на себя. Его глаза широко раскрылись, глядя сквозь Моррийона.

Станция застонала, и палуба под ногами затряслась. Пульт тианьги защелкал, а стазисные заслонки начали гудеть — все громче и громче. Свет в комнате замигал.

Анарис пошатнулся, издав гортанный звук. У Моррийона волосы стали дыбом — потом он почувствовал, как покалывает кожу, и понял, что это не физиологическая реакция, а статическое электричество.

И тут по комнате полетели вещи. Книги, бумаги, чипы вихрем кружились вокруг резного, слабо потрескивающего стола. Ящики из него выдвигались, и их содержимое тоже вливалось в водоворот. Темные ковры под ногами вздувались и хлопали, как воздушные шары.

Зеркало Анариса неожиданно взвилось в воздух и понеслось на Моррийона кромкой вперед, точно собираясь его обезглавить. Он умудрился поймать его, и руки у него от этого взлетели высоко над головой. Зеркало дрожало, наливаясь тяжестью, — вот-вот раскроит ему череп.

В ужасе бори завопил:

— Нет, мой господин! Пожалуйста, не надо!

Глаза наследника налились кровью, вздувшиеся вены на висках пульсировали. Из носа потекла кровь.

Давление воздуха ужасающе возросло, и станция тряслась.

Из правой руки Анариса ударил металлический блеск, и прочное дипластовое зеркало вылетело из рук Моррийона, разбившись вдребезги.

Внезапно все прекратилось, точно выключатель повернули: и дрожь под ногами, и стон. Анарис разжал кулак, и несколько металлических шариков упало на ковер. Он раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова и без сознания повалился на пол.

Моррийон смотрел на это, чувствуя странное спокойствие. Шок, отметил он частью своего сознания. Анарис чуть не убил его своим телекинезом и тем же способом спас. Бори испытал чувство, так давно забытое, что он не сразу его узнал: жалость.

Несчастный гибрид. Он тоже разрывается между двумя мирами. Моррийон пощупал пульс своего господина, надеясь, что Анарис приспособится к этому раздвоению лучше, чем он сам.

Студия выглядела еще хуже, чем обычно. Повсюду валялись пакеты из-под еды и стояли грязные чашки из-под кафа и алигрианского чая. Пол усеивали бумажки вперемешку с пустыми мозгососными ампулами. В комнате разило озоном и потом.

Но Ник и Дерит ничего этого не замечали. Второй Ник говорил с экрана:

— В этом зале, расположенном в центре Палаты, прошло немало судебных процессов с тех пор, как теменархея И'Лисса лит-Иллиайн в царствование Броссинава I подарила Арес Флоту.

Имиджер обвел высокий потолок, ряды потемневших от возраста сидений и белые мраморные стены.

В маленьком окошке на экране отсчитывались баллы рейтинга.

Кадр остановился на высоком столе для судей, и Дерит сказала Нику:

— Надо признаться, этот номер тебе удался.

— Твой рассказ о келли и рифтерах, которые привезли их сюда, тоже был что надо.

Ник мог позволить себе такое великодушие. Чуть ли не весь Арес смотрел этот его репортаж, и ему повезло занять ближнюю орбиту. Товр Иксван охотно с ним сотрудничает, и другие двери перед ним тоже открылись.

— Да, — сказала довольная Дерит. — Наша Лохиэль — отличный аргумент против той муры, которую гонит 99-й канал. Теперь все только и делают, что спорят о рифтерах. Чем больше Хомски нажимает на зверства и насилие, тем больше народу смотрит нас — она сама на нас работает. Да и мое интервью с рыжим парнишкой тоже не повредит, — хитро улыбнулась она.

— Само собой.

Он охотно признавал за Дерит ее успехи — они ведь делали общее дело.

На экране тем временем показывался четырехсотлетней давности суд над Иваном Томулисом, и видны были трое судей в своих ритуальных одеждах. Судья в центре, стоя, выговаривала что-то защитнику. Услышав спокойный ответ женщины-воката, судья сорвала с себя золотую маску и швырнула в нее. Острый край маски сильно поранил вокату лоб, но та сказала ровным голосом, не потрудившись вытереть кровь:

«Повторю вам слова Сократа, ваша честь: вы как нельзя лучше доказали убедительность своих аргументов».

Ник на экране продолжил свой рассказ.

— Ух ты! — восхитилась Дерит. — Рисково играешь.

— Я не собираюсь быть комнатной собачкой Панарха. Похоже, Кендриан действительно виновен. Впрочем, Его Величество, надо отдать ему должное, не проявляет навязчивости, поддерживая его.

— Что не помешало тебе получить тайное эксклюзивное интервью, — засмеялась Дерит.

— Завидно, да? Но я не понимаю, почему Иксван делает всю работу один — разве что ему удалось раскопать то, что другие четырнадцать лет назад не смогли.

Позади кто-то резко втянул в себя дозу мозгососа. Ник обернулся: Омплари замер над своим пультом, молотя пальцами по клавишам, — сейчас он путешествует по системе в приступе синестезии, вызванной наркотиком.

— Он себя уморит, — промолвила Дерит.

— Если мы ему запретим, он уйдет на другой канал, только и всего. Все программисты говорят, что в Сети кто-то копает — да так, что она трясется. Эх, знать бы, что при этом выходит наружу. Мне сдается, что это все из-за суда, и пахнет тут настоящей сенсацией.

— Кто ищет, тот найдет, — пропела Дерит и добавила уже серьезно: — Если Сеть так трясет, многое может всплыть кверху брюхом.

Юбки из шанта-шелка пенились вокруг ног Ваннис. Сидя, она смотрела на свое отражение в стене из полированного вулканического камня: единственная нитка жемчуга среди изящно уложенных кос, зеленовато-голубое платье, подчеркивающее зелень глаз, чистая линия, бегущая от плеча до бедра.

Эта картина, как всегда, ее успокоила, и она снова открыла слух разговорам, которые вели вокруг нее приятные певучие голоса. Музыкальная часть вечера окончилась, и гости удалились в кулуары — поговорить, послушать чужие разговоры и вкусить изысканных яств, которые беспрестанно разносили по комнатам красивые молодые слуги.