Шервуд Смит - Империя тысячи солнц. Том 2

– Гурли?

– «Грозный» был жестко связан с Аресом, когда Омилов осуществил свою прерогативу. Вирус прошел по каналу связи и подчинил себе все функции корабля так же, как и на Аресе. Какое-то время гностор мог делать с кораблем все что угодно: стрелять из рапторов, гонять двигатели в суперкритическом режиме – абсолютно все.

Среди нового молчания Гален представил себе, что значит иметь в своих руках такую власть – хотя бы на короткий срок.

– Но ведь такие чрезвычайные меры недолговечны? – сказала Варригаль. – Ведь гностор уже не командует нами?

– Нет. – Нилотис потянулся и зевнул. – Определенного срока не предусмотрено, но в данном случае, думаю, Омилов отказался от своих полномочий, как только Эренарх отдал свой первый приказ. Теперь уж все: вирус никогда больше не подчинится ему.

– И Гурли может спать спокойно, – хмыкнул Уль-Дерак. – Ты всех этих рифтеров видела, Танг?

– Пришлось, – кивнула она. – Тот здоровяк, который у них будет связистом, повар и музыкант. Блондинка плутует в карты – это мне мой мичман сказал. Будьте осторожны. – Все посмеялись, и Танг продолжала: – А вот этот рыжий мальчишка, кадет по возрасту... – Она покачала головой. – Вы бы видели, как он треплется с келли! Так жестикулирует и ухает, точно у него самого три руки.

– Обалденные существа эти келли, – сказала Выхирски. – С ними здорово интересно разговаривать. А вот как подумаешь, что эти маленькие выжигатели мозгов шляются по всему кораблю...

У Периата затекла шея от неудобного положения, но он держался, желая видеть лица офицеров. Его вознаградила театральная дрожь, изображенная Уль-Дераком.

– Брр! И не говори. Ты когда-нибудь видела чипы про эйя и про то, что они могут с тобой сделать?

– Пожалуйста, не надо перед завтраком, – улыбнулась Варригаль. – Впрочем, я слышала, что они почти все время сидят у себя в каюте.

– И эта их должарианка не лучше, – с чувством сказала Танг. – Мало того, что она темпатка – говорят, что с помощью эйя она и мысли может читать. Хорошо еще, что она большей частью держится особняком.

– Кто ее упрекнет? – засмеялся Нилотис. – Думаете, ей так приятно знать наши мысли, если учесть, как большинство людей на борту относится к рифтерам? А темпатам, я слышал, никогда не удается до конца подавить свою эмоциональную чувствительность.

– Мзинга говорит, капитан приказала всей навигационной службе держаться подальше от нее, – заявила Варригаль.

– Как это? Почему? – одновременно воскликнули несколько человек.

– Не знаю, но думаю, что из-за Геенны. Старшие офицеры тоже ее избегают.

– Не без причины, полагаю, – мрачно уронила Танг. Периат заерзал на сиденье. О Геенне никто ничего не знал – кроме того, что оттуда не возвращаются. Остальное относилось к области предположений – как правило, неприятных, а иногда просто жутких.

– Геенна, – ровным голосом произнес Нилотис. – Думаете, на ней можно жить?

– Не стоило бы везти преступников в такую даль, чтобы просто выкинуть их из шлюза.

– А может, и стоило бы, если учесть, как люди боятся этого места. – Возможность столь хитрого замысла привела Выхорски в восторг. – И вы знаете, почему еще Тотокили выпрыгивает из штанов: скачковые работают на ста десяти процентах – не для того ли, чтобы попасть туда раньше, чем Его Величество выбросят из шлюза? Думаете, должарианцы знают больше, чем мы?

– Телос, Бали, откуда ты только выкапываешь такие идеи? – рассердилась Танг.

– А что, у тебя есть получше? – с вызовом бросила лейтенант.

– Сбавьте до нуля, вы двое, – лениво заметил Нилотис. – Поживем – увидим. Мы ведь как-никак получим премию, и я лично намерен выжить, чтобы ее потратить. – Он встал и зевнул. – Но это мне не удастся, если я не сосну малость прямо сейчас.

На этом разговор прервался, и офицеры разошлись. Дверь за ними закрылась, и Гален услышал, как Выхирски сказала: «Приятных сновидений, Мдейно».

Мичман повел плечами, пытаясь стряхнуть с себя мрачные картины Геенны, переполняющие его ум. Как же, дождешься тут приятных сновидений.

Каменные плиты под ногами уступили место голой скале, и стены мокро поблескивали при свете факелов. Лондри содрогнулась, когда они прошли мимо колонии пещерных пауков, которые висели в трещинах потолка, раздувая в унисон свои похожие на виноградины тела.

Гат-Бору шел впереди с факелом из каменного дерева, согнувшись чуть ли не пополам. За ним шел Лазоро – во весь рост, но в кои-то веки молча. Степан ковылял рядом с Лондри, опираясь на трость, а сзади двигалась надежная масса Ани.

Никто не разговаривал. Слышно было только шарканье ног и порой потрескивание пламени.

Наконец узкий скальный ход влился в пещеру, заваленную каменными глыбами – немым свидетельством ударной волны, созданной Звездопадом. Среди камней была расчищена тропа, в конце которой светился тусклый красный огонь.

Лондри сморщила нос от дурного запаха, который встретил их, когда они вошли через каменную арку в другую, более просторную пещеру. Впереди над глубоким провалом свисала со скалы корявая клетка из каменного дерева. В клетке сидел человек, прикрытый только собственными волосами. Длиннее, чем его тело, они свисали сквозь прутья, трепеща на сквозняке. Аня проворчала что-то с отвращением, Лондри старалась дышать ртом. Насколько она знала, Оракул никогда не выходил из клетки, хотя она не запиралась; в ней даже дверцы не было – стена, примыкающая к скале, отсутствовала.

Пришедшие остановились в десяти шагах от провала. Струйки пара поднимались из его глубины; в скальных выемках, наполненных маслом, горели огни, тускло освещая пещеру.

Лондри не сразу разглядела, что в сумраке шевелятся какие-то существа – уродцы, еще хуже человека-лягушки, который приходил за ней. Отвергнутые даже жителями Геенны, ценившими почти всякую человеческую жизнь, они нашли приют здесь. Аня обняла королеву своей ручищей, и Лондри благодарно приникла к ней.

Не желая видеть эти уродливые тени, она стала смотреть на Оракула, чьи черты нельзя было разглядеть за спутанной массой волос и бороды, затвердевшей и желтой от грязи и остатков пищи. Его высадили на Геенне еще при прабабке Лондри. Никто из живущих ныне не знал, какое преступление он совершил, – знали только, что он был фанистом Дезриена и сделал нечто столь ужасное в подведомственном ему храме, что Магистерий приговорил его к изгнанию.

Лондри отошла от кузнечихи.

– Я пришла на твой зов, о Старец. Поведай, что уготовано мне судьбой.

Оракул шевельнул костлявой рукой, и несколько существ, одно из которых имело слишком много рук, стали толкать к трещине огромный глиняный сосуд со скрипом и хрустом, от которого у Лондри заныли зубы. На краю они наклонили его, пролив серебристую струю воды в тускло-красную глубину. Из провала повалил пар, и Оракул стал вдыхать его глубокими хрипучими глотками. Члены его затряслись в пророческом экстазе, и он запел тонким, дрожащим голосом: