Юрий Безелянский - Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий

поводу, бросился за консультацией к своему другу Хемингуэю. Тот заверил его, что с размером у него все в порядке, и для доказательства отвел Фицджеральда в Лувр, к античным статуям. А после Лувра свел приятеля с проституткой Лотти, та мгновенно поняла, в чем суть, и сказала. «Дело не в размере, дело – в технике любовного акта».

Технику любви Хемингуэй преподавал Фицджеральду именно в кафе «Вольтер», используя для наглядности сигару и пепельницу. В отличие от своего друга Эрнест Хемингуэй был большой дока в вопросах общения с женщинами. «Папа Хэм» был четыре раза женат, сумел обольстить двух итальянских графинь, одну греческую принцессу и имел целый гарем негритянок. Хотя, конечно, и у маэстро случались проколы. Его третья жена Марта Джеллхорн считала, что у Хемингуэя лучше получается за письменным столом, чем в постели. Так или иначе, вот подходящая тема для беседы в кафе «Вольтер».

Но если «Вольтер» уже вам надоел и вы жаждете разнообразия, тогда махнем в «Дё маго» («Les Deux Magots») – еще одно прибежище литераторов и интеллектуалов. Когда-то в нем сиживал, пил и читал стихи Артюр Рембо:

Раз зовет, то надо идти: какие могут быть сомненья… А еще в «Дё маго» заходил Жан-Поль Сартр. «Закажет один бокал вина – и целый день сидит, пишет, пишет!» – в некотором удивлении говорил хозяин кафе. И что писал? Свой роман «Тошнота»?..

Сартр облюбовал также кафе «Флор» на бульваре Сен-Жермен. Сюда он приходил с Симоной де Бовуар. Сидели. Пили. Писали. И бурно что-то обсуждали – кафе «Флор» стало для «отца французского экзистенциализма» и «крестной матери мирового феминизма» своеобразной штаб-квартирой. В своем романе «The Second Sex» (иногда его переводят как «Второй пол») Симона утверждала: «Ничто не родится, пока не появится женщина».

Женщин было много в жизни и Сартра, и Симоны (да, да, отчасти и лесбиянка).

– Больше всего я люблю начало… – признавался герой книги «Гостья» Симоны де Бовуар.

– Лично мне не интересен роман, который в будущем ничего не сулит, – отвечала ему героиня.

Жизнь супругов Сартра и Бовуар в реальности, как и в их книгах, была бурной и драматической и продолжалась в течение 50-ти лет. Значительная доля этого времени прошла в парижских кафе.

Ах, эти замечательные кафешки с их ароматом и шармом… Сидя за столиком, есть что вспомнить и о чем поразмыслить. Немного франков. Но сколько удовольствия!..

Посещение кладбищ – увы, часть туристических программ. В Москве приезжие гости, в основном из разных частей России, толпой ходят по Ваганькову. Высоцкий, Миронов, Есенин… Ходят, крутят головой по сторонам, жуя жвачку и весело переговариваясь… В Париже русских туристов везут за 30 км по южной автостраде № 6 на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Там наши ходят благоговейно и тихо, подавленные созвездием имен знаменитых людей, умерших вдали от родины.

Об истории Сент-Женевьев-де-Буа в прессе написано немало, поэтому не хочу повторяться, отмечу лишь мать-основательницу княгиню Веру Кирилловну Мещерскую (1876-1949), именно она основала под Парижем дом престарелых для русских эмигрантов. Здесь упокоение от земных тягот нашла и она сама.

Маленькая церковь Успения Божией Матери (освящена 14 октября 1939 года). Густая череда могил, плит и памятников (земля дорога, и поэтому останки покоятся близко друг от друга, почти как в строю). Никаких оград и загородок. Деревьев не так много. Общее открытое пространство печали и скорби.

Сразу у входа черный крест. Последняя «награда» писателя Владимира Максимова, эмигранта и диссидента последней волны. Эти эмигрантские волны – первая, вторая, третья – встретились тут и утихли навеки. Лишь легкий бриз воспоминаний. Одними из первых уехавших из-за революционной бури были Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус. Чекисты с Лубянки вынашивали планы убрать Мережковского, автора «Грядущего Хама», но не успели (не хватило расторопности?), и Дмитрий Сергеевич умер естественной смертью 9 декабря 1941 года. Вслед за ним последовала и Зинаида Николаевна.

Не повторится день. Не повторится жизнь Зинаиды Гиппиус. Впрочем, если верить в реинкарнацию, то повторится, но это будет совсем иная жизнь. А в этой, как записывала Гиппиус 7 мая 1918 года: «Немыслимо, невозможно – разобраться даже примитивным образом в нашем хаосе…»

Надгробие Мережковских в форме русской церкви с голубым куполом сделал художник Александр Бенуа. В центре плиты изображение христианской Троицы.

Почти каждая третья могила на Сент-Женевьев-де- Буа – историческая. Один из организаторов убийства Григория Распутина – Феликс Юсупов… Генералы белого движения… Зиновий Пешков, брат Якова Свердлова и приемный сын Максима Горького, человек легендарной судьбы: бравый военный, легионер, работник штабов де Голля и Чан Кайши, генерал французской армии… Блистательные художники Константин Сомов, Мстислав Добужинский и Константин Коровин… Прославленные балерины Матильда Кшесинская, Ольга Преображенская, Вера Трефило- ва… Писатели Борис Зайцев и Иван Шмелев…

Одна из святынь кладбища – могила Ивана Бунина. У подножия креста синие цветочки и почему-то один красненький. Невольно вспоминаются стихи Ивана Алексеевича:

Да, цветут цветы, порхают бабочки, но нет Ивана Алексеевича Бунина. На краю могильной плиты тарелочка, полная монет. Что это – помощь для ухода за могилой или сувениры туристов?..

А вот пристанище писателей – наших недавних современников: Некрасов, Синявский, Галич… Бесстрашный Виктор Некрасов, который первым бросил упрек властям и указал на их пороки и глухоту, за что и пострадал… Андрей Синявский, он же Абрам Терц, нещадно изруганный патриотами в свое время за «Прогулки с Пушкиным»… А тем временем -

Это Александр Галич. Талантливейший человек. А как его притесняли и унижали! Сегодня, взирая на прошлое, «смотрим и видим, что вышла ошибка…», как пел Галич. Но вся советская империя была построена на ошибках и костях подданных.

Могила Андрея Тарковского. Вот уж воистину мы не знаем своей судьбы. Думал ли я о будущем, когда в 7-м классе московской 554-й школы, сидя на одной парте с Андреем, «баловался» сочинительством стихов, и мы оба выводили: «Проходят дни густой лиловой тенью»… Памятник Андрею Арсеньевичу стоит солидный, а вначале был совсем скромный крест, возле которого лежало зеркало. То самое зеркало, в котором Тарковский пытался увидеть прошлое и уловить свет истины.