Григорий Неделько - Неомифы (сборник)

– И в этих каких угодно реальностях люди, под влиянием всё тех же корпораций, тратят деньги на… ну, таблетки от радиации, необходимые для жизни технические устройства, спецодежду, товары для дома и быта, которые невозможно создать в настоящем мире, и ещё чёрт знает на что! Уйму денег, вы понимаете?!

Замдиректора Третьего канала подумал, что если немедленно не сделает перерыв, то его мозг попросту взорвётся.

– Ясно, Павел, – медленно произнёс он. – А скажите, давно вы… ну-у… ведёте такой образ жизни?

– Где-то полмесяца… Да не в этом суть! Важно другое, как же вы не поймёте! Корпорации, корпорации!..

– Да-да, я понял… А как началась ваша… кхм… свободная жизнь?

– На это нет времени – они могут явиться в любую секунду.

– Да кто?

– Ответьте, вы поможете мне? – Схватив Прошкина за руку, Ефимцев уставился ему в глаза.

«Отказать? Вызвать медиков? Хм… А не буду ли я потом жалеть о своём решении?»

Не желая спешить, Прошкин мягко отстранился и, взвешивая каждое слово, сказал:

– Насколько я понял, у всех людей в вашем мире есть эти… как их… модуляторы.

– Именно! – горячо подтвердил Ефимцев.

– Значит, и у вас в голове такая штука имеется?

Павел закивал.

– А мод мышкой у меня регулятор – вот, глядите!..

Но Геннадий был занят своими мыслями.

«Кажется, рациональность всё-таки побеждает хаос. Впрочем, рано пока рассуждать об этом…»

– Тогда давайте сделаем так: я знаю одного хирурга, опытного, достойного уважения врача. Наведаемся к нему, он вас обследует, а уж на основе выводов, которые он сделает, я сделаю свои выводы. Ну, как?

Ефимцев не мешкал ни секунды.

– Я согласен!

– Вот и отлично.

Довольный собой, Прошкин в сопровождении «посланца иной реальности» вышел из переулка.

– Я только позвоню начальству, – уведомил он, – объясню ситуацию.

Набирая номер Мещерякова, Геннадий размышлял, как будет отпрашиваться с работы. Если скажет, что встретил на улице пророка из другого мира и едет с ним в больницу, то туда же, к работникам медицины, отправят и его самого. Но сначала уволят.

«Понедельник – день тяжёлый», – вспомнилась старая шутка, и она хоть немного, но развеселила Прошкина.

Мещеряков без особого энтузиазма воспринял новость, что знакомого его заместителя нужно срочно отвезти ко врачу.

– А больше некому? – голос директора звучал скорее устало, чем недовольно.

– Нет… Вась, ты же меня знаешь: не будь ситуация экстренной, я бы никогда…

– Угу, угу. Ладно, гуляй. Без тебя мне будет сложно, но я уж как-нибудь справлюсь.

– Спасибо! Я отработаю, – пошутил Прошкин.

– Конечно, – с непонятной интонацией произнёс Мещеряков и отключился.

– Ну вот, можем ехать, – сказал Геннадий и, подойдя к краю тротуара, вытянул руку. – Такси!

Таксист был удивлён: он никак не мог понять, что рядом с представительным и богатым человеком, каким выглядел Прошкин, делает этот оборванец. Но сунутые в руку деньги сделали своё дело. Всю дорогу до больницы водитель ехал молча.

Негромко играло радио, разнося по салону попсовый мотивчик очередной песенки о несчастной любви. Ефимцев с Прошкиным тоже молчали: хотя предварительной договорённости не было, оба сочли, что обсуждать их «дело» на людях не стоит.

С не меньшим удивлением посматривали на них работники и посетители больницы. Некоторые в отвращении или презрении отворачивались.

Дождавшись, когда кабинет хирурга освободится, Прошкин потянул за собой Ефимцева.

– Эй, вы куда?! Тут вообще-то очередь! – выкрикнул примостившийся под высоким разлапистым растением пенсионер с газетой в руках.

– Мы по-быстрому, – не останавливаясь сказал Прошкин, пропуская вперёд Павла.

Пенсионер недовольно хмыкнул и вернулся к разгадыванию кроссворда.

Удивление на лице хирурга Зеленштейна являло собой квинтэссенцию взглядов, которые бросали на странную парочку окружающие. Врач дал какие-то указания своему помощнику – белобрысому мускулистому парню – и отвёл Прошкина в сторону.

– Кто это такой? – шёпотом спросил Зеленштейн.

– Один очень интересный человек, – так же, шёпотом, ответил Геннадий.

– Ген, ты в порядке?

– Как никогда.

– Что-то я не уверен…

– Будь я не в порядке, пошёл бы не к тебе, а к психиатру.

– Да?.. И чем я могу помочь?

Прошкин объяснил, и к удивлению на благородном лице с кустистыми бровями добавилось сомнение.

– Ну ладно, чего тебе стоит, – принялся уламывать друга замдиректора канала.

– Я тут вообще-то не хренью страдаю, – веско заявил Зеленштейн.

– Так и я тоже! Говорю тебе, дело очень важное, а может стать ещё и очень выгодным! – Прошкин знал, куда надавить.

Хирург сдался.

– Ладно. Но если его башка такая же пустая, как твоя, ты мне будешь должен.

– Сколько? – тут же внёс точность дотошный Прошкин.

– Ящик водки!

Ефимцев всё это время стоял возле окна и наблюдал за проносящимися мимо машинами.

«Такое впечатление, что вид обыкновенного, едущего по дороге автомобиля приводит его в трепет», – подумалось Геннадию.

– Павел! – окликнул он засмотревшегося мужчину.

Тот резко обернулся.

– А? Что?

– Вот, познакомьтесь, это Герман Натанович.

Ефимцев порывисто протянул Зеленштейну руку.

– Здравствуйте, доктор!

– Очень приятно, – сказал тот, но руки не пожал.

– Он вас осмотрит, – продолжил Прошкин. – А я подожду здесь, в коридоре. Чтобы не привлекать внимания.

– Пройдёмте на рентген, – позвал Зеленштейн, а затем обратился к помощнику: – Данила, остаёшься за главного. Людей в очереди я оповещу, что скоро вернусь.

Сидя на скамейке и ожидая, когда вернутся хирург со своим новым, необычным пациентом, Прошкин испытывал необъяснимые чувства. Он не смог бы дать им определения, потому что ничего подобного раньше не ощущал.

– Вот так всегда… знакомства, протекция… По протекции теперь и бомжей без очереди обследуют… А мы должны это терпеть… – ворчал кто-то справа.

Геннадий повернулся и увидел знакомого старичка. Газета с разгаданным кроссвордом лежала на диване.

– Извините, – зачем-то сказал телевизионщик, – у нас очень срочное дело…

– А у кого оно не срочное! У меня, между прочим, нога болит – страсть как болит, хочу вам сказать! Грозили ампутацией!..

– Да-а, неприятно…

– Неприятно!.. И это ещё что! Мне недавно вырезали аппендицит.

– А вот это хорошо, – заметил Прошкин, водя взглядом по коридору.

– Чего ж хорошего? – нахохлился, как разозлённый петух, пенсионер.

– Что дожили до таких лет с аппендиксом, – пояснил Прошкин. – Не всякому удаётся.

– До каких «таких» лет? – ядовито поинтересовался дедок. – Мне, чтоб вы знали, всего шестьдесят! Я помоложе кое-кого из вас, молодых, буду!