Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 19

И по той же причине Ян Свобода не был уверен, обязан ли он своей карьерой самому себе или же какому-то дальновидному лизоблюду из офиса Океанических полезных ископаемых. За редким исключением он и в друзьях-то своих не был уверен. А попытки выяснить отношения или неожиданные вопросы в лоб ни к чему не приводили. Абсолютно ни к чему. И он ожесточился.

Отцовский декрет об образовании вдохновил Яна на такую филиппику, что глаза его соратников-конституционалистов зажглись завистью. Они и сами бы не прочь разразиться подобной тирадой, но они не были сыновьями Советников. Их официальную петицию правительство отвергло, и они порешили смириться с неизбежным, не опуская рук. В конце концов, они представляли собой образованный, состоятельный и прагматично ориентированный класс, и им вполне под силу проводить с детьми дополнительные занятия дома или даже нанять репетиторов.

Новую систему образования внедрили в жизнь. Прошел год.

Ветреным осенним вечером Ян Свобода посадил у дома свой аэрокар. Большие свинцовые волны бежали с запада и с шумом плескались между кессонами, взлетая пенными брызгами над крышей дома. Низкие косматые тучи проносились мимо. В серой мгле пропадало все, даже очертания соседних домов.

Тем лучше, подумал Ян. Жилье на море стоило недешево, и, несмотря на высокий оклад, Ян с трудом наскреб денег на покупку дома — и то лишь благодаря тому, что конституционалистам, как правило, был присущ умеренный образ жизни. Но брешь в бюджете все равно пробилась изрядная. А с другой стороны, где еще, скажите на милость, может поселиться человек, чтобы ему не загораживали горизонт толпы полудурков?

Аэрокар коснулся колесами главной палубы, дверь в гараж автоматически открылась и закрылась за ним, и Ян вылез из машины в тепличную атмосферу дома. Еле слышно урчали гиростабилизаторы, кондиционеры, энергоустановка; громче, но тоже приглушенно, завывал за стенами океан. Ян поборол в себе желание выйти и подставить лицо холодному сырому ветру. До этих идиотов, засевших в офисе, просто не доходит, что нынешняя ионообменная система, нагнетающая никому не нужную тропическую жару, неэффективна и что небольшое фундаментальное исследование могло бы стать основой для создания установки… Свобода треснул кулаком по машине. Нет смысла. Не с кем бороться. С таким же успехом можно пытаться неводом зачерпнуть воды.

Он вздохнул и пошел на кухню: среднего роста, стройный, смуглый, с высокими скулами, орлиным носом и глубокой не по возрасту складкой между бровей.

— Привет, дорогой! — чмокнула его жена. — Ух ты! Будто с разгону в кирпичную стенку впилилась! Что стряслось?

— Ничего особенного, — проворчал Свобода. Его насторожила непривычная тишина. — Где дети?

— Джоселина позвонила с материка и сказала, что хочет остаться ночевать у подруги. Я разрешила.

Свобода застыл на месте, не сводя с жены взгляда. Джудит отшатнулась.

— В чем дело? — спросила она.

— В чем дело?! — завелся Ян. — Ты хоть понимаешь, что мы с ней вчера прервались на середине теоремы конформного отображения? Похоже, наша дочь не в состоянии ее осилить! И ничего удивительного — ведь в школе она занимается исключительно домоводством и прочей дребеденью, словно у нее не будет в жизни иного выбора, как только стать игрушкой богатого мужа или рабыней бедного. Как, по-твоему, она научится ясно мыслить, если не усвоит элементарных принципов функционирования языка? Да у нее же в голове сквозняк! К завтрашнему вечеру он выдует все, что мне удалось вбить туда вчера!

Свобода заметил, что кричит в полный голос. Он замолчал, сглотнул слюну и постарался объективно оценить ситуацию.

— Извини, — сказал он. — Мне не следовало так орать. Ты же не знала.

— А если знала? — тихо спросила Джудит.

— Что? — резко обернулся Свобода, направившийся было к выходу.

Она собралась с духом и выпалила:

— В жизни есть вещи поважнее дисциплины. Ты хочешь, чтобы нормальные здоровые подростки четыре дня в неделю по шесть часов проводили в школе на материке, встречались со сверстниками, которые там живут, слушали, какие после уроков затеваются игры, экскурсии, вечеринки, — а потом возвращались сюда, где у них нет друзей, нет ничего, кроме твоих лекций и книг?

— Мы ходим в море, — растерялся Ян. — Купаемся, удим рыбу… В гости ходим… У Локаберов сын — ровесник Дэвида, а де Сметы…

— Мы видимся с этими людьми раз в месяц, — прервала его Джудит. — А друзья Джози и Дэви живут на материке.

— Ну да, целый выводок друзей, — буркнул Свобода. — У кого из них осталась Джози?

Джудит замешкалась с ответом.

— Ну?!

— Она не сказала.

Он кивнул, чувствуя, как задеревенели шейные мышцы.

— Я так и думал. Конечно, мы с тобой отстали от жизни. Мы не одобрили бы участие четырнадцатилетней девочки в невинной оргии с марихуаной. Если только там не будет ничего похлеще. — Он опять вышел из себя: — Чтобы такое было в последний раз! На все подобные просьбы в будущем отвечать категорическим отказом! И пусть их светская жизнь катится к чертовой матери!

Джудит прикусила дрожащую губу. Потом, не глядя на него, сказала:

— В прошлом году все было совсем иначе.

— Конечно, иначе! Тогда у нас были свои собственные школы. В дополнительных домашних занятиях никто не нуждался: всему учили на уроках. И об одноклассниках нечего было беспокоиться — дети из приличных семей, хорошо воспитанные, с разумными и честолюбивыми идеалами. Но что же нам делать?

Свобода прикрыл ладонью глаза. Голова раскалывалась. Джудит подошла, прижалась щекой к его груди.

— Успокойся, любимый, — прошептала она. — Вспомни, что говорил Лэрд: «Принимайте неизбежное».

— А ты не забывай, какой смысл он вкладывал в слово «принимайте», — угрюмо отозвался Свобода. — Он учил, что неизбежное нужно принимать так, как мастер дзюдо принимает атаку противника. Мы забываем его учение… Все забываем понемногу с тех пор, как его не стало.

Джудит безмолвно держала мужа в объятиях. Славное прошлое нахлынуло воспоминаниями; Ян, отрешенно глядя сквозь стену, вздохнул:

— Ты даже представить себе не можешь, как это было хорошо. Ты слишком молода, ты примкнула к движению уже после смерти Лэрда. Я сам был тогда мальчишкой, а мой отец высмеивал его учение. Но я слушал, как Лэрд говорил — и по видео, и наяву, — и уже тогда я знал, что он прав. Не то чтобы я в самом деле его понимал. Просто я знал, что есть в мире высокий человек с прекрасным голосом и что он вселяет надежду в сердца людей, чьи родные лежат под обломками разрушенных бомбежкой домов. Позже, когда я начал изучать теорию конституционализма, я всегда старался воскресить в себе испытанные в детстве чувства… А мой отец только и знал, что зубоскалить! — Он прервался. — Прости, дорогая. Я тысячу раз тебе это рассказывал.