Борис Георгиев - Третий берег Стикса (трилогия)

— Но как же окружной?

— В Эребе окружной, понял? Завалили его у Хряка в кабаке, понял? Не приедет он.

— Тц-тц-тц, — цокал языком Бугаев, отталкивая сатирову руку. — Завалили! Какая потеря! И ты, конечно, при этом присутствовал лично.

— Не твоё собачье дело, — огрызнулся Джокер, незаметно подмигивая Саше. — Камень на стол выложи. И бабки против него.

— Ну да, ну да, — с пониманием покивал банкир, — вы же торопитесь.

— Нет, — неожиданно заявил Джокер, откинувшись от стола и скрещивая на груди руки. — Теперь нам спешить некуда.

«Что за притча? — встревожился Саша — Сначала он через слово: давай-давай, быстрей-быстрей и вдруг — на тебе! — не торопимся. Что-то ты Джокер темнишь… Или это блеф?»

— Некуда? Ну хорошо, — согласился Бугаев, глядя сатиру прямо в глаза. Стукнул по столу камнем, оставил его там, поднялся и пошёл к шкафам, на ходу таща из кармана связку ключей.

— Все бабки на стол, какие есть в твоей паршивой лавчонке! — командовал обнаглевший при виде иоланта Джокер.

«Ва-банк, — припомнилось откуда-то Волкову. — Он блефует. Почему перестал бояться погони?»

— Матвей, — спросил он потихоньку у провожатого, — почему нам спешить некуда? А если облава?

— По фигу мороз, — прошептал Джокер под прикрытием ладони. — С такими бабками можно десять облав купить.

— Купить?

— Ш-ш-ш! — зашипел сатир и добавил громко:

— Ну что ты там звенишь желудями, сказал же я тебе, всё тащи! Считает он!

— Ничего-ничего, четырнадцать, пятнадцать, — прогудел из недр шкафа Алтын. — Тебе же всё равно — семнадцать, восемнадцать, — спешить некуда, а бабкам тем более. Двадцать два, двадцать три. Они у меня нежные, любят, когда их, двадцать шесть, двадцать семь, гладят и стопками складывают. Тридцать! И потом, ты же захочешь, чтоб Алтын Бугаев дал тебе чемодан.

— Только если за счёт заведения.

— Конечно-конечно, — с фальшивым оживлением подтвердил банкир, выпрямился, покряхтывая, потёр поясницу, вернулся к столу и выложил на него чёрный плоский чемоданчик.

— Всё принёс? — прищурившись, спросил его Джокер.

— Посмотри там, может что-нибудь завалялось, — съязвил Бугаев, показывая через плечо большим пальцем на распахнутую настежь дверцу шкафа.

— Знаю я тебя, — проворчал Джокер, раскрыл чемодан (внутри оказались аккуратные стопки пёстрых бумажек, перекрещенные полосатыми бандеролями). Пошевелив над деньгами носом, он захлопнул крышку и сказал: «Прелестно», — как будто обоняние помогло ему установить точную сумму денег в чемодане.

«Не стал считать. Не похоже на него», — отметил Саша, взял со стола чемодан (увесистый!) и поставил его рядом со своей ногой на пол.

— Ага, — осклабился Алтын, скогтил со стола камень и сунул его в карман. — Вы теперь богатый человек, Александр.

— Это надо обмыть! — внёс предложение повеселевший по непонятной причине сатир.

«Прямо сияет он, как будто получил Нортоновскую премию, — заметил Волков. — Почему? Ведь ничего же ему не досталось! Или рассчитывает стребовать с меня свою десятину? Я отдам конечно, но он даже не попытался договориться заранее. Очень странно себя ведёт, ненатурально очень. Опять что-то задумал. И служитель культа тельца тоже».

— Ты полагаешь, надо? — спросил Бугаев, наклонив голову к плечу и щуря один глаз.

— Приход такая штука, — разглагольствовал Джокер, расточая улыбки теплоты невероятной, — что если его не обмыть, сразу станет расходом. Богатый человек, как вот Саша, к примеру, может уже никуда не торопиться и отведать с добрыми друзьями Дионисовых слёз.

— Он прав, он прав, — прочистив горло, пропел меняла и снова полез в шкаф.

— Осталось у тебя ещё с прошлого раза? — небрежно осведомился сатир.

— Обижаешь! — пропыхтел согнувшийся в три погибели возле шкафа Бугаев. — Для дорогих гостей не жалко откупорить новую бутылку с пятью кругами на горлышке.

— Ты не понял, — высокомерно бросил, обернувшись через плечо, сатир.

— Всё я понял, Гарик, — ответил Алтын, умильно улыбаясь поверх бутылочного горлышка. К столу он вернулся, держа в руках поднос, на котором запылённая бутылка из тёмно-рыжей глины, три рюмки и блюдце с лимонными дольками. Он ловко расставил рюмки, налил всем троим золотистой жидкости и пристроил поднос на край стола. Волков понюхал («слёзы Диониса» пахли виноградным соком) и подумал, держа на весу рюмку: «Себе он тоже налил, вряд ли это отрава. Посмотрим, выпьет ли и тогда уж… В первый раз вижу, чтобы к виноградному соку подавали лимон. По-моему, он лишний».

— За истинные ценности! — торжественно провозгласил Бугаев, выпил залпом, не дожидаясь реакции аудитории на весьма неожиданный тост, стукнул донышком и сунул в золотозубую пасть дольку лимона.

— Ага, — поддержал сатир и тоже махнул свою порцию «слёз» единым духом. Саша с удивлением заметил, что увлажнившиеся глаза его снова уставлены на эмблему сектора планетологии.

«Ничего не понимаю», — с досадой подумал капитан Волков и выпил до дна, по примеру автора замечательного тоста, — залпом. Горло опалило, схватило судорогой; с трудом удержавшись от того, чтобы не закашляться, Саша сглотнул огненную жидкость и стал хватать воздух обожжённым ртом, ища на ощупь блюдце с лимоном. Но и разжёванная целиком, с кожурой, долька не очень-то помогла — от страшного зелья дёсны стали словно деревянные. «Понятно, почему у Матвея слёзы, — сообразил ошеломлённый капитан. — Заплачешь тут. Слёзы Диониса, ага. Спирт? Коньяк? Самогон? Опьянеть было бы некстати, но может быть у этих двоих языки развяжутся? Мой собственный, наоборот, онемел от этой гадости».

— Хар-р-рош! — похвалил Матвей, разглядывая пустую рюмку. — Давай, Бугай, ещё по одной. Мне сегодняшние дела запить надо. Слышь? Не каждый день увидишь, как завалят окружного. Не каждый день тебе сунут под нос иолант размером с грецкий орех. Не каждый день встретишь…

— Такого хорошего человека! — подхватил Алтын, обратив к Волкову розовеющий щелеглазый лик. — Я предлагаю выпить за прекрасное будущее нашего нового друга.

По животу Сашиному разлилось ровное тепло, ехать куда-либо расхотелось, огненный мотылёк на фитиле лампы показался ярче, лица собеседников приблизились, а тьма за пределами освещённого круга сгустилась. Но голоса почему-то слышались глуше, будто из соседней комнаты. «Ещё по одной, — отозвалось эхом в опустевшей голове капитана. — Завалил окружного. Запить надо. Прекрасное будущее. Моё», — он подвинул рюмку, чтоб налили, удивился — рука онемела тоже, не только язык. Проследил, как льются из тонкого глиняного горлышка слезы самого Диониса, потом оказалось вдруг — рюмка снова пуста. «Это такой фокус, — убеждённо кивал самому себе разомлевший капитан. — Алтын-фокусник. Трюк. Три рюмки, ловкость рук».