Борис Георгиев - Третий берег Стикса (трилогия)

Сцепились двое у пассажирской двери медведя, один схватил другого за горло и отгибал в сторону занесённую над его головой руку с ножом.

— Отставить! — выкрикнул первое, что пришло в голову, Александр, но те не обратили внимания, один хрипел, другой рычал. Примериваясь, как бы половчее ухватиться, чтобы растащить идиотов, Саша промедлил, и только ахнуть успел, когда острие, солнечно блеснув, вывернулось, очертило дугу и пропало куда-то.

— Ха! А!.. — сказало повёрнутое к Саше багровое лицо, осклабилось и стало медленно запрокидываться. Нож появился снова, но не серый, а пламенеющий, победно-лаковый.

На какое-то мгновение сознание собственной беспомощности лишило Волкова способности рассуждать здраво, очнулся только после того как увидел фонтан болотной воды — всплеск от падения тела удачливого убийцы. Потом Саша кинулся на колени возле жертвы, но поздно — глаза стеклянные, безнадёжно. «Кому ещё желаете помочь, господин эмиссар?» — прозвучал в голове издевательский внутренний голос. Волков обречённо вздохнул и поднялся, отряхивая колени. Ничего не получилось понять, никого не удалось спасти, одни трупы на опустевших корявых досках мостков, ни дать ни взять — помост эшафота, весь в кровавых пятнах. И спины бегущих в отдалении; но слава небу, кто-то ещё выбирается из воды, весь перепачканный зелёной дрянью, и тоже, волоча ногу, бежать пытается, ковыляет как подраненный зверь. Нож в руке. Тот самый убийца? Нет-нет, Сашечка, остановись! Слышишь? Мир с ними всеми, они сумасшедшие, нищие духом, не ведают что творят. «Хорошо, Иришка», — ответил, шевеля одними губами, капитан исследовательского судна «Улисс», действительный член Союза Исследователей, математик Александр Владимирович Волков. И в тот же момент заметил двоих, которые не бросились бежать в панике. Впрочем, справедливости ради нужно отметить: один из них и не мог никуда деться, потому что привязан был к ближнему дереву основательно. Молчал он только лишь по той причине, что во рту его торчал кляп, притянутый вместе с головой к упомянутому дереву верёвкой, на манер узды. Матвей.

Секунду, не больше, Саша разглядывал пойманного жулика.

«Ты полегче всё-таки с ним, судья», — напомнил внутренний голос. Но Александр мысленно отмахнулся и направился к дереву, высматривая что-нибудь… Нашёл. Кто-то бросил у ног сатира мясницкий нож с грубой деревянной рукоятью. Одно то, как дёргается, косясь на нож, привязанный намертво Джокер, способно было разжалобить самого бессердечного палача, но жажда мщения и без того уже оставила Волкова, собственная реакция на тот факт, что крона хилого дерева заметно раскачивается без всякой видимой причины, испугала его самого. Услышав свой хриплый смех, он подумал: «Должно быть, это нервное», — и принялся неторопливо резать верёвки. О втором безмолвном свидетеле встречи обманутого с обманщиком как-то даже запамятовал. Саша всё ещё похохатывал, когда Матвей сполз по стволу и стал на колени, пытаясь сорвать кляп непослушными пальцами. «И этот чуть что, сразу пресмыкаться», — капитан поморщился, веселиться почему-то расхотелось.

— Прекрати юродствовать, встань, — холодно приказал он.

Матвей послушно вскочил, хоть видно было — стоять ему ещё тяжело. Саша даже сплюнул от досады и негромко сказал сквозь зубы:

— Меня-то ладно, никто я тебе, зачем Алтына предал? — говоря это, заметил остановившийся Матвеев взгляд, подумал мимоходом: «Что это с ним, чего пялится? У меня что-то не так с одеждой?»

— Я не знал, кто ты! Я не знал, княже! — запричитал сатир, порываясь снова стать на колени, но Волков не дал, удержал, схватив за грудки, прижал к дереву.

— Я про Бугаева тебя спрашиваю! Он спас тебя, выходил, как сына воспитывал, а ты… — прошипел Саша, пытаясь одновременно сообразить: «Откуда узнал? Кто сказал ему, о?..»

— А что я? — слезливо оправдывался Джокер. — Как сына! Думаешь, что он со мной сделал бы, не окажись я сильнее? Сына! Сам же Алтын и учил меня: мальчик мой, лучшие твои друзья — камни и золото, остальные предадут и продадут! И продал бы он меня, княже, я знаю!

«Чёрт, я же совсем забыл о перстне! Вот почему он решил, что я князь!» — припомнил незадачливый эмиссар и едва удержался от того, чтобы хлопнуть себя с досады по лбу, чего заслуживал вне всякого сомнения. Но поступать так не стал, чтобы не терять достоинства, вместо этого запихал болтавшийся на тесьме перстень обратно и застегнул ворот комбинезона.

— Подлый пёс Алтын, конечно, наговорил тебе на меня, но это враньё!

— И камни ты у меня не крал, просто взял на хранение.

Сарказм пропал втуне, сатир принялся зачем-то хватать Волкова за рукав, говоря убеждённо:

— Я сохранил, всё в полной сохранности. Видишь, что со мной сделали? Пытались отобрать твою собственность! Негодяи, драку устроили! Я сейчас, я принесу!

Не получилось остановить его, к машине бросился опрометью, прогрохотал по доскам башмаками, пнул мертвеца, освобождая себе проход к дверце, подхватил с пассажирского сиденья знакомый Волкову чемодан и приволок, сопровождаемый равнодушным взглядом безмолвного третьего участника отвратительной сцены. Матвей стал совать чемодан в руки, но прикасаться к страшному грузу не хотелось, поэтому Саша сказал, с интересом рассматривая флегматичного стороннего наблюдателя:

— Отнеси обратно, — и мотнул головой, давая понять, что место чемодана в машине.

— Вот и правильно! — крикнул на бегу Матвей, возвращаясь, добавил: — Так будет сохраннее.

Вернулся. Почтительно приблизившись, проговорил с поклоном, вполголоса:

— А перстень, княже, не носил бы ты так, на верёвке. Неосмотрительно. А ну, перетрётся, или обрежет кто?

— Это не верёвка, — машинально ответил Волков. И пояснил, всё ещё разглядывая молчаливого крепыша (тот стоял, скрестив на груди крупные руки): — Перетереться она не может и не разрежешь её ничем. Снять можно только вместе с моей головой, а это (Саша счёл своевременным глянуть на сатира) дороговато обойдётся.

— Прости, княже! Такого и в мыслях у меня не было, — ответил, кланяясь, Джокер, но что-то в тоне ответа Волкову не понравилось: «Ох, крутит он опять, Саша, осторожнее. Опять что-то задумал. Однако без провожатого я здесь больше шагу не сделаю».

— Не называй меня больше так, — попросил он.

— Как же мне…

— Сашей, как и раньше.

— Слушаюсь, кня…

Волков показал кулак.

— Кхе-кхм! — громко кашлянул невозмутимый слушатель. — Господа, вы переправляться будете?

«Да это паромщик всего лишь!» — догадался Волков и ответил:

— Конечно. — Потом, помедлив, спросил: — Сколько это стоит?

— Уплочено, — прогудел, паромщик. На невыразительном лице его не промелькнуло и тени удивления, повернувшись к парому, он сделал жест, который мог сойти с равным успехом и за приглашением пройти на мостки, и за просьбу отправиться на все четыре стороны.