Борис Георгиев - Третий берег Стикса (трилогия)

Оказавшись в кабине, он поспешно ткнул пальцем в панель, решив не замечать очередную галлюцинацию — запах, которому решительно нечего было делать в кабине лифта исследовательского судна. Пол провалился, замелькали в стёклах кабины огоньки ярусов, потом подогнулись колени, на табло — уровень рубки. Дождавшись, пока разъедутся створки двери, Волков шагнул в привычный гулкий полумрак и… остолбенел, услышав явственно звук, не имевший права раздаться в пустой рубке покинутого командой корабля. Смех.

Справившись с оторопью, Волков ринулся к пульту управления. «Схожу с ума? Может, навигатор подключил к пульту гравитон бабла… О небо!»

В дальнем от лифта кресле, развалившись и задрав на пульт босые ноги… — нет, не привидение, — сидела Ирис Уокер собственной персоной и заливисто хохотала над раскрытой на последних страницах толстенькой книгой в жёлтой обложке.

— Нет, ты погляди, Сашка… — ха-ха! — сюда… Ох! Какого чёрта он так воет, когда я играю? Ха-ха! О боже, давно так не смеялась, слёзы из глаз… Слышишь, Сашка, и башмаком в него… Ох-х…

— Ты? — только и смог вымолвить вторично остолбеневший Волков.

— Что с тобой, Саша? — откладывая книгу в сторону, спросила Ирис. Смех так и прыгал из её глаз. — Слушай, Волков, почему у нас здесь зябко? Нельзя ли сделать так, чтобы не приходилось стучать зубами?

— Я се… сейчас… Мину… — засуетился окончательно растерявшийся капитан, бросился к соседнему креслу, потом вернулся и уже другим тоном:

— Минутку! Ты как здесь очутилась?

— Ну-у… — протянула мечтательно Ирис, устраиваясь поудобнее в кресле. — Это долгая история. Один мой знакомый капитан осмелился пойти на прогулку по берегу океана, не соизволив позвать меня с собой. Смотрела я на него сверху и думала: ну-у-у, голубчик, раз ты такой бесчувственный, толстокожий… гм-м… дурашка, отомщу же я тебе! И побежала. По дороге, правда, объяснилась в двух словах с мамой, сказала ей, что собираюсь выйти замуж… Что у тебя с глазами, Саша? Да, так вот. Сказала я ей это и попросила намекнуть этому… гм-м… недогадливому капитану, чтоб зашёл попрощаться с Барбарой. И сама тоже к ней побежала. «Барбара, — сказала я ей, — милашечка, задержишь этого недотёпу как можно дольше, ладно?» Набрала продуктов, чтобы набить холодильник…

— П-продуктов? — переспросил Волков, хлопая глазами.

— Ну да, огурцов там всяких, картошки, поми… — господи, ну никак не могу запомнить, как эти красные называются, — помидоров этих набрала и ещё много чего. Еле дотащила. И как только холодильник закрылся? Ну, я перевела дух, сказала пару слов Тому, чтоб не брыкался, когда явится мой капитан и станет тут командовать, выпила чашечку кофе для поддержки сил…

— Кофе… — машинально повторил за ней Волков, так и не сумев вернуть лицу обычное выражение.

— А что тут такого? Я же устала, пока бегала с этими мешками, как ломовая лошадь! Выпила я свой кофе, а капитан всё не идёт, должно быть, с Барбарой общается. А мне того и нужно. Тогда я что? — спросила Ирис, выбираясь из кресла с видом кошки, вышедшей на охоту.

— Что? — переспросил Волков, едва справившись с дыханием. Так близко она…

— Тогда я спустилась в спальню, — вкрадчиво проговорила Ирис, сокращая и без того небольшое расстояние, разделявшее их, до полушага. — И спряталась в одёжном шкафу.

Сказав об этом, Ирис свела расстояние на нет, обвив остолбеневшего своего капитана руками, повиснув на нём и прижавшись щекой к его груди.

— Ох, Сашка, Сашка, — шептала она, — какой же ты всё-таки…

— Иришка, милая, — лепетал Волков, — но как же… Со мной опасно, я же вне закона… И ты помолвлена…

— Глупенький! Поверил в эту враку?!

— Пусть врака, но всё же… Я неизвестно кто. Почти бродяга. А ты — принцесса Грави, мисс Уокер.

— Не называй меня так больше, — попросила его Ирис. Она привстала на цыпочки и заглянула в его серые глаза. — Моя фамилия Волкова. Запомнишь? Ирина Волкова. Ира, Ирочка, Иришка, Иронька. Запомнишь?

— Но…

— Никаких «но». Обычно у нас принято сообщать о свадьбе Планетарной Машине, и я сказала об этом маме, когда мы прощались. Я вышла за тебя замуж, Сашка-дурашка. И не собираюсь ждать, словно эта — как там её? — Пенелопа. Ты мне нужен прямо сейчас. Что это за книжка опять у тебя? Отдай, потом почитаешь.

— Я её у тебя взял, — обнимая жену, проговорил капитан исследовательского судна «Улисс» Александр Сергеевич Волков.

— Ох, Сашенька… Какой ты… Погоди секундочку, я только прочту, что на обложке. Борис Георгиев, «Охота на Улисса». Странное название.

Старая книга легла на пульт управления корабля «Улисс» и оставалась там долго, а «Улисс», повинуясь приказу своего капитана, взял курс на Марс.

Конец первой книги

— Слово за вами, Владимир Борисович, — почтительно напомнил, прервав затянувшееся молчание, Семёнов. Его солнцеобразное, неизменно самодовольное лицо обратилось к затенённому углу комнаты, где висело, покачиваясь в нескольких сантиметрах от пола, массивное чёрное кресло президента. «Что-то случилось с нашим солнечным мальчиком, — отметил про себя президент, не без труда выдержав испытующий взгляд купоросных глаз главы Департамента Энергии. — Болезненное несоответствие: почтительность и самодовольство, напор и неуверенное ожидание. Он что же, боится — проголосую против? Что-то он знает, но что? Если проголосую против — выдам замысел, иначе — убью человека. Но чтобы убить, им и без меня голосов хватает. Солнечный наш мальчик «за» — это понятно, Рэтклифф «за» — этот вообще родился с большим пальцем книзу, но от Люды Житомирской не ожидал. Кровожадная Люська. Один только Морган, кажется, против».

— Я ещё не слышал соображений главы Департамента Обеспечения, — скрипнул из динамиков, вмонтированных в президентское кресло, голос паралитика, возрождённый всемилостивой электроникой. Громоздкое сооружение невесомо скользнуло к столу, повернулось, и карие шарики с чёрными точками зрачков, жившие в прорезях лица-маски, отыскали Людмилы Александровны глаза библейские, смятенные. «Нервничает Люська, — заметил про себя президент. — Не хочет казнить. Не привыкла. Может быть, получится…»

— Людмила Александровна, — проговорил он, стараясь, чтобы электронный голос звучал безразлично, — мне бы хотелось знать, почему вы собираетесь его казнить.