Борис Георгиев - Третий берег Стикса (трилогия)

Из служебной и личной корреспонденции президента Внешнего Сообщества, действительного члена Совета Исследователей, председателя ЦКСИ.

Личный канал грависвязи №ХХХ-XXXXX [9] Здесь и далее номер этого канала грависвязи опущен по требованию владельца.

Сверхсрочно. Конфиденциально.

Улиссу

От Лаэрта.

Тема: Осы Итаки.

Сынок!

Вы обнаружены. Пора тебе вспомнить о Протесилае, пока не собрался весь рой.

Лаэрт.

Дав команду «отправить», он ощутил прилив сил. Нельзя победить того, кто не признаёт себя побеждённым. «Это мы здорово тогда с Сашей придумали — шифр. Даже если вскроют канал и перехватят…»

— Каков Фобос сегодня, а! — сказал за плечом президента голос Гэмфри Моргана, в прошлом — ареолога, ныне — главы Департамента Строительства.

— Красавец! — восхитился Гэмфри Морган, не зря носивший прозвище «Громобой»; Гэмфри Морган, видевший Фобос во всех его фазах много тысяч раз: и с покорённой им некогда вершины вулкана Павлин Монс, и со дна разломов Лабиринта Ночи, где он разыскивал остатки снесённой гигантским оползнем ареостанции.

— Красивый — страх, только красноватый сегодня какой-то, — ответил президент, поворачиваясь к столу. — Быть песчаной буре. А я как раз собирался слетать в Аркадию.

И додумал мысль, прерванную астрономическими восторгами бывшего ареолога: «Даже если вскроют канал и перехватят, никто из них, — президент оглядел присутствующих, — всё равно не знает, кто такой Протесилай. Мы с Сашей молодцы».

Чтобы не дать себе снова нырнуть в пучину уныния, он энергично двинул кресло к столу, вынырнул из тьмы в освещённый круг, глянул отшатнувшемуся от неожиданности Рэтклиффу прямо в глаза и проговорил с вызовом:

— Ну что же, будем голосовать?

— Да, но… — забормотал тот.

— Ставьте же вопрос на голосование, Владимир Борисович, — нетерпеливо прошелестел Семёнов, — хватит из нас жилы тянуть.

— Кто за то, — внятно проговорил искусственный голос президента, — чтобы признать необходимым уничтожение корабля, нарушившего запрет о пребывании судов с гравитационными реакторами в околоземном пространстве? Вы, Джим? «За». Роман Анатольевич? «За». Я так и думал. Людмила Александровна? Всё-таки вы «за»?

— Понимаете, Владимир Борисович…

— Нет нужды объяснять, — жёстко перебил её президент. — И, хоть в голосовании остальных членов совета нет больше никакого смысла, я, тем не менее, спрашиваю. Кто против? Вы, Гэмфри? Спасибо. Что же касается меня самого…

— Владимир Борисович, зачем вам голосовать? — попытался остановить его Рэтклифф. — Большинство «за», ваш голос ничего не изменит.

— Изменит, — ответил президент. На малоподвижном лице его, казавшемся в ярком свете деревянной маской, заострились тени. — Я голосую «против».

— Но это же… — начала Житомирская.

— Незаконно, — продолжил за неё Рэтклифф. — И глупо. Корабль обнаружен, теперь, когда у меня есть санкция уничтожить его… Да что ж такое! Минутку, мне опять сообщение.

Глаза его снова забегали по строчкам письма, но на этот раз он читал вслух: «Корабль-нарушитель удаляется от Земли, используя гравитационный двигатель, с предельно допустимым для судов такого типа ускорением. Центр Управления полётами запрашивает санкцию на перехват и уничтожение означенного корабля».

— Он бежит? — Семёнов усмехнулся.

«Бежать-то бежит, да только не он, а «Протесилай»! — молча торжествовал президент, сдерживая желание заставить своё летающее кресло заложить крутой вираж.

— Далеко не убежит, — уверенно заявил Рэтклифф, закончив диктовать мэйлеру короткий ответ. — Я отдал приказ на перехват.

— Может быть, не нужно?.. — громким шёпотом спросила Люся Житомирская. Он ведь уже бежит…

— Вы же проголосовали «за»? — бесцветно осведомился президент. — Хотите найти оправдание в сомнениях?

— Я протестую, Владимир Борисович, — заявил Семёнов, — вы пытаетесь оказать давление на главу департамента. Это проявление авторитаризма. Я буду вынужден вынести вопрос о недоверии президенту на заседание Центрального Комитета Союза Исследователей.

— Прекрасно, — не сдерживаясь более, ответил ему президент. — Я как раз собирался собрать завтра внеочередное заседание комитета. Там и поговорим. Вы к себе, Гэмфри?

— Сейчас, только скажу пару слов Джимми.

— Тогда я подожду вас в коридоре, — бросил через плечо президент; кресло его облетело вокруг стола, скользнуло в проём разъехавшихся дверей, едва не зацепив створки. Чуткие микрофоны, заменявшие президенту уши, уловили за спиной: «Зачем ты так со стариком, Рома? Он же…» Но створки сошлись, не дав президенту услышать упрёк сердобольной Люсеньки. Люськи Житомирской, сиживавшей на коленях президента в те времена, когда ей не приходилось скрывать ни одного из четырёх прожитых ею лет, а сам Владимир Борисович не был президентом и не собирался им быть. И не стариком был, а желторотым тридцатитрёхлетним охламоном, жаждавшим покорить Марс и прилегающие к нему территории отсюда и до плюс бесконечности. Подняв правый манипулятор, Владимир Борисович подплыл к толстой колонне лифтовой шахты, развернулся и нанёс ей короткий полновесный удар, вложив в него всю злость, какую успел накопить за время вечернего совещания глав департаментов. Никакого заметного урона это его действие не нанесло ни манипулятору, ни дурацкой колонне, самодовольной, как главный энергетик Семёнов Р.А. Semen RA. Семя Солнца, чёрт его побери совсем. «Люська девчуська! — сокрушался Володя, втягивая манипулятор, — и ты тоже за то, чтобы убить его!»

— Володя! — позвали сзади. Президент не сразу понял, что это всего лишь Гэмфри — фонили микрофоны после избиения колонны, впечатление было такое, будто кровь в голову бросилась и поэтому звенело в ушах. Переждав, пока адаптируются входные усилители, он повернулся к терпеливо ожидавшему Моргану и спросил:

— Можем идти? Я провожу тебя к ангарам, потом заскочу к Лосеву и уж потом в Аркадию.

— Я не домой. Мне тоже нужно к Лосеву, Володя, — виновато проговорил начальник Департамента строительства.

— Зачем? Случилось что-нибудь? — равнодушно спросил президент, стараясь приноровиться к быстрому шагу бывшего ареолога, чтоб не обгонять и не отставать. В широком коридоре, спускавшемся пологим изгибом с верхнего обсерваторного яруса к цехам и лабораториям поселения «Центрум», было по-вечернему пусто и тихо — идеальные условия для серьёзного разговора. Собеседника знали друг друга достаточно хорошо, чтобы не приходилось тратить время на изречение благоглупостей о преимуществах пешей прогулки и оправдываться в желании презреть лифт. «Гемфри смотрит виновато», — отметил про себя Володя и понял вдруг, что произошло, раньше, чем услышал ответ.