Денис Ватутин - Легенда сумасшедшего

Мы продолжали наш путь. Небо светлело. Между стволами колючих исполинов с приближением солнца пробуждалась жизнь дневная: начинали жужжать какие-то насекомые, чирикали первые птички — понятия не имею, как они зовутся и хорошо ли поют, но на Марсе такое в принципе услышишь не так часто, и я наслаждался. Где-то погавкивали церберы, а далеко-далеко, казалось, на самом крае земли, со стороны долины, в какой-то нереальной и жестокой стране тихим эхом слышались одинокие автоматные очереди и глухие удары взрывом: там погибали люди, и им казалось, что это правильно…

Все уже порядком подустали, и немудрено: мы спасались от глюка и зверья, приняли бой, были раненые, да вдобавок сделали почти двойной переход за одну ночь.

Солнце большим оранжевым шаром поднималось нам навстречу и слепило глаза. Датчики радиации принялись истерично трещать. Я приказал всем опустить нашлемные светофильтры. Лучше всех в группе выглядел Скорцес: беготню в лесу он пережил в отключке, легкие его укусы от так разрекламированных им же мышей-вампиров быстро прошли, а во время стрельбы на «Изумруде» он напоминал мне памятник, и, видно, он сам убедил себя в том, что любая пуля от него отскочит.

Меня лихорадило от раны, рука выше локтя почти ничего не чувствовала, и колотил легкий озноб. Я уже в красках представлял себе, как сейчас отдохнем у Сеньки на хуторе, где всегда хорошо и уютно, хотя постоянно половина хозяйства находится в стадии затяжного ремонта. То ему приспичит модернизировать кислородный регенератор — и тот перестает работать вовсе, то он придумает уникальную систему отопления — и разобранные трубы так и валяются по двору месяцами, потому что неотложных дел-то сейчас навалом. А один раз он решил построить на участке сарайчик для массовых просмотров видео, как кинотеатр, хотя абсолютно непонятно, кто будет покупать билеты туда, и даже бесплатно кто сможет забить десять его колченогих кресел хотя бы до половины. Он был марсианин, но в это никому не верилось: его оторванность от действительности и странная «нездешность» характера, и вообще наплевательское отношение к выживанию (хоть, как ни странно, он был специалист в этом вопросе), — все это делало его в некотором роде отшельником, обособленным образованием, некой кантовской «вещью в себе».

Мне он был любопытен, и общение с ним доставляло удовольствие, несмотря на его любовь к долгим и пространным рассуждениям на философские темы или манеру рассказывать какую-нибудь историю, происшедшую с ним, чуть не столетней давности, про которую на Марсе уже ходили легенды, слухи и сплетни.

«Мне тут один чудак рассказывал историю — вроде как про себя, а на самом деле это со мной было, — начинал он обычно, — но все он переврал, конечно… Он-то как рассказал…» — и дальше следовал подробный рассказ с искаженным содержанием, а затем не менее подробная история (с Сенькиными примечаниями и ремарками) о том, как было на самом деле. Зачастую обе истории отличались друг от друга такими мелочами, что слушать это становилось невыносимо, и люди засыпали. Я же, напротив, начинал горячо обсуждать детали, вступать с Сенькой в полемику и доказывать ему, что все было совсем не так, хотя меня там не было и я ничего не видел, но вот один чувак мне рассказывал…

Это могло продолжаться до бесконечности… За эту склонность к софистике Сенька меня и любил, потому что прагматичная марсианская публика просто не понимала Сеньку, как личность, в принципе и считала его с сильной чудинкой. А под выпивку и закуску мы могли разговаривать с ним сутки напролет, и нас это не угнетало, а, напротив, создавало ощущение некоего душевного комфорта.

Вот показался в перспективе дороги, освещаемой восходящим солнцем, поворот в сторону, уходящий между кактусами в направлении небольшого горбатого мостика из каких-то безумных дюралевых конструкций через неглубокий ров, утыканный острозаточенными арматуринами. Возле моста стоял железный столб, вкопанный в землю, на котором висел истлевший скелет какого-то отморозка, который Сенька подобрал во время одного из рейдов, чтобы повесить для устрашения (по характеру добрее этого человека было сложно представить, особенно на Марсе).

На столбе висело несколько табличек с прорезанными насквозь трафаретными буквами. Первая гласила: «Путник! Прежде чем войти сюда, подумай, нужен ли ты здесь?» А под ней: «У нас гостям всегда рады!» И следующая: «Территория заминирована и охраняется дрессированными глюками!»

Я подал сигнал к повороту. За мостиком громоздились хаотично слепленные постройки Сенькиного хутора, окруженные стальным решетчатым забором, над которым шла трехрядная «колючка» и поблескивали стойки видеокамер наблюдения. «Колючка» крепилась к фарфоровым изоляторам, и на ней висел значок высокого напряжения. Только близкие Сенькины друзья знали, что никакого напряжения там нет — ни низкого, ни высокого.

Выход с мостика преградила небольшая стая церберов с облезлой шерстью и радиационными ожогами на язвенных боках. Они недружелюбно глядели в нашу сторону, но не нападали и даже не гавкали: от них веяло спокойствием и уверенностью зверей, находящихся на своей территории.

Я понимал, что, если мы попытаемся пересечь мост, они, невзирая на трехметровый рост наших дромадеров, нападут всей стаей. Может, у Сеньки такая новая развлекуха — собачек дрессировать?

Я сделал знак всем остановиться.

— Сенька! — крикнул я во всю мочь оставшихся во мне сил. — Выходи в футболян играть!

Вожак стаи лениво зарычал, а во дворе пронзительно закукарекал петух. И тишина. Я ждал. Мне показалось, что ближайшая к нам видеокамера слегка повернулась, словно разглядывая наши лица.

Я передернул затвор автомата и, подняв дуло кверху, выстрелил одиночным.

Церберы вздрогнули, ощетинились и стали негромко рычать уже все вместе. Откуда-то сверху на угол забора спикировала, захлопав разлапистыми крыльями, гарпия. Как ни в чем не бывало она стала чистить перья и изучать нас круглым и водянисто-красным глазом. Она тоже имела вид живущей в этом месте собственницы, которая с неким сытым удивлением взирала на нас, «бродяг и попрошаек».

И тут из-за угла забора появилось нечто невообразимое: парочка здоровенных марсианских драконов. Огромные ящерицы семейства варанов, доходящие до пяти метров в длину… Эти были помельче, но выглядели не менее внушительно, учитывая, что при низкой марсианской гравитации они могли перемещаться и прыгать с ужасающей быстротой. И что самое удивительное в этой ситуации — церберы не обращали на них никакого внимания, а, наоборот, ощерив слюнявые пасти и вздыбив шерсть на загривке, начинали рычать на нас интенсивнее. А драконы, переливаясь мелкими серо-зеленоватыми чешуйками с охристыми пятнышками, медленно и, как могло ошибочно показаться, неуклюже, словно на параде, заняли место подле стаи рычащих собак. Этот странный зверинец и не менее странное Сенькино поведение начинали меня раздражать. К тому же Крис принялся фотографировать, громко прицокивая языком, из-за чего, как мне показалось, ярость зверья только росла. Остальные же туристы горячо обсуждали происходящее и галдели на все лады.