Алексей Корепанов - Сон Демиурга

Володю Ковалева вырастила и воспитала бабушка. Уже в конце восьмидесятых, на закате Великой Империи, когда разваливавшуюся страну вдруг в одночасье наводнили разные «народные целители», экстрасенсы, гадалки, шаманы, колдуны и ясновидящие, он, захватив с собой свадебную фотографию родителей, отправился на прием к одной такой заезжей ясновидящей. Красива и загадочна была белокурая женщина, и взгляд у нее был строгий и пронзительный, и говорила она, что это ее священный долг – помогать всем увечным и страждущим, и смятенным душою. И плату с людей за свой долг брала немалую. Положила ясновидящая фотографию перед собой, накрыла ладонью, сомкнула веки. С минуту беззвучно шевелила губами, а потом сообщила Владимиру Антоновичу: мужчина, который на фото, давно мертв, и рядом с его костями много, очень много других костей, даже не рядом – а вперемешку… Что же касается женщины… Да, она тоже ушла из мира живых, но ушла совсем недавно и по собственной воле. До сих пор мается ее душа, не найдет пристанища, а тело покоится глубоко под стоячей водой…

Никаких подробностей не смогла больше сообщить заезжая кудесница, и Владимир Антонович ушел от нее, не зная, верить или не верить ей.

Несколько позже посетил их город известный в прошлом диктор Центрального телевидения, который некогда, в годы «застоя», прославился своей выпадавшей из официальной манеры подачи материала фразой «и о погоде» в информационной программе «Время». У диктора тяжело болел сын, и вот, когда уже отступились все врачи, диктор вдруг почувствовал в себе силу удивительную и необычайную – и вылечил сына. Тогда же, по рассказам самого диктора, появился (или проснулся?) у него дар психометрии – способность получать информацию о человеке по фотографиям, географическим картам и другим предметам (всемирно известная Ванга, например, пользовалась кусочком сахара).

Владимир Антонович вручил бывшему теледиктору все ту же старую фотографию, и диктор поведал ему, что эти люди, несомненно, мертвы, мертвы очень давно, и останки их покоятся в земле на расстоянии семи сотен километров друг от друга на территории Казахстана. Причем умерли эти двое, добавил диктор, не дожив и до тридцати лет.

В тысяча девятьсот пятидесятом Антонио Бенетти было двадцать девять, а Зинаиде Ковалевой – двадцать четыре…

Позднее Владимир Антонович где-то прочитал, а может, услышал по телевизору, что пространство обладает свойством накапливать информацию. И настоящий экстрасенс – не шарлатан! – способен считывать эту информацию с любого предмета, в том числе и с фотографии…

А вот третий ведун-волхв, к которому – для того чтобы развеять всякие сомнения – обратился месяц спустя Владимир Антонович (экстрасенсы тогда шли косяком), заявил, что Антонио и Зинаида живы, хотя и нездоровы, и обитают где-то в сибирской таежной глухомани под другими именами. Но наверняка должны объявиться к началу Эры Водолея. Экстрасенс обещал подобное и другим своим посетителям. Видно, не хотел расстраивать людей и лишать их надежды – за их же деньги…

…Светлана Ивановна Ковалева давно уже покинула кабинет, а доктор Самопалов все бродил от стены к стене, иногда непроизвольно потирая левое плечо и не замечая брызжущих в лицо солнечных лучей. Он чувствовал себя куклой-марионеткой, которую ведут за ниточки неведомо куда, вовлекая в какую-то непонятную марионетке игру. А вот кто был кукловодом?…

«Кто мы? Куклы на нитках, а кукольщик наш – небосвод, – без усилий всплыли в памяти читанные не раз строки Хайяма. – Он в большом балагане своем представленье ведет. Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит, а потом в свой сундук одного за другим уберет».

Доктор Самопалов был вовсе не уверен, что кукольщиком в данном случае является именно небосвод, то бишь Господь Бог…

Прекратив, наконец, свой маятникообразный променад, Виктор Павлович подошел к письменному столу и взялся было за трубку телефона внутренней связи. Но тут же убрал руку и, словно безоговорочно решив что-то для себя, целеустремленной походкой вышел из кабинета.

Он пересек больничный двор, то и дело здороваясь с прогуливающимися по последнему теплу пациентами, свернул на выложенную побитой плиткой дорожку под старыми липами и направился к одинокому длинному одноэтажному строению у высокой ограды. Под крышей строения угадывались полуосыпавшиеся выпуклые цифры «1», «9» и «3». Четвертую цифру полностью съело время.

Эта довоенная неказистая постройка была больничным архивом. Архивом, который сохранился, несмотря на проскользившие над ним – и сквозь него – десятки лет. Главными врагами архива, где покоились многочисленные «истории болезни» нескольких поколений пациентов, были крысы и протекающая крыша. Крыс непрестанно травили, крышу – если позволяли весьма скромные средства – латали, но архив все равно нес потери. Впрочем, эти потери восполнялись новыми «историями болезни», – а в них не было недостатка. Мир ежедневно, а то и по нескольку раз в день сходил с ума, мир ежедневно страдал вывихом то одного, то другого своего сустава, а вместе с ним сходили с ума, страдали вывихом мозгов и люди, его населяющие…

Доктор поднялся на каменное полуразвалившееся крыльцо, открыл дверь и оказался в полумраке – солнечному свету препятствовали кусты сирени под окнами. За стеклянной перегородкой сидел у окна, упираясь локтями в стол, лысоватый пожилой человек в помятом белом халате. Человек читал газету, и был настолько увлечен этим занятием, что не замечал ничего вокруг. Это был некогда многолетний бессменный председатель профкома Хижняк, после выхода на пенсию пристроенный на должность больничного архивариуса.

Вообще-то, больничные архивы надлежало хранить не более определенного срока, но учреждение, в котором работал доктор Самопалов, было не простой лечебницей, а клиникой. То есть больницей, где помимо лечения страждущих велась и научно-исследовательская работа. Любая же действительно научная и исследовательская работа невозможна без солидной многолетней и разнообразной базы данных. Вот эта внушительная база данных, периодически атакуемая грызунами и сыростью, и находилась в приземистом строении в дальнем уголке больничного двора.

Следуя за бывшим профсоюзным лидером, доктор Самопалов пробирался между стеллажами, заваленными бумажными папками, и все более углублялся в пропитанные сыростью недра архива. Доведя Виктора Павловича до нужных полок, Хижняк заторопился к своему столу, где ждала его недочитанная газета. Самопалов окинул взглядом кипы слежавшихся бумаг, вздохнул и приступил к поискам.

Собственно, ни на какие открытия он не рассчитывал, и в раскопках этих не было абсолютно никакой нужды – дед Игоря Владимировича Ковалева не лечился, а просто прятался в больнице, и не могло идти речи о каком-то заболевании, полученном Демиургом по наследству. Но доктор Самопалов считал, что просто обязан просмотреть историю пусть даже лжеболезни Антонио Бенетти. Поскольку все, прямо или косвенно связанное с Демиургом-Ковалевым, теперь обрело в его глазах особое, весьма и весьма зловещее значение.