Алексей Корепанов - Зона бабочки

«Разумеется».

«Его сделали на заводе. Вы им пользуетесь. Некий рабочий на заводе вставил ему, например, фары, если только это делал не автомат. Вас интересует, куда этот рабочий пошел после смены?»

«Думаю, нет. Если этот рабочий не мой муж».

«Но автомобилем вы успешно пользуетесь. Вот, примерно так…»

«Да, несколько туманно… Ладно, оставим этот вопрос, пусть наши слушатели самостоятельно поломают голову. Вы говорили, что есть и второе сообщество…»

«Второе сообщество — это так называемые Белые Вороны».

«Какие-то разумные птицы?»

«На птиц они похожи не больше, чем мы с вами. Собственно, как они называют сами себя, мы не знаем. Белыми Воронами их называют Серые. Разумеется, не буквально так, а в том смысле, что те отличаются от Серых своими мировоззренческими установками, взглядами, отношением к тем или иным явлениям. В общем — белые вороны, то есть не такие, резко отличающиеся. Как танк в стаде коров».

«Выродки, грубо говоря, так?»

«Ну, если грубо говоря… Нет, скорее уж — диссиденты… Иноходцы! Опять же, все это весьма и весьма расплывчато — и из-за недостатка информации, и из-за непонимания, и из-за возможной тенденциозности Серых. Серые, мягко говоря, очень недолюбливают Белых Ворон. Тут трудно разобраться, да и не наше это дело. Наше дело — указать и тем, и другим на дверь. „Земля — для землян!“ — если говорить лозунгами».

«И каким же способом претворять в жизнь этот лозунг?»

«Повторяю, способы найдутся, и они уже есть. Конкретизировать не буду. Первоочередная задача — добиться обнародования сведений. Говорить открыто, не секретничать. В любой тайне есть нечто отталкивающее, порочное…»

«Тут я с вами не согласна, но поскольку у нас не диспут, приводить аргументы не буду».

«Конечно, далеко не о каждой тайне нужно трубить на всех перекрестках. Но тут как раз такой случай».

«А не кажется ли вам, что ваши утверждения несколько противоречивы? Первое, о чем вы говорили: чужаки нам мешают. Второе: они дают нам возможность привыкнуть к ним, к их присутствию на нашей планете. Третье: мы их вообще не интересуем. Что-то здесь не вяжется. Если они не посягают на наши ресурсы, не лучше ли будет относиться к ним, как к природному явлению? Вполне безобидному природному явлению. Как, скажем… м-м… радуга в небе».

«Чужаки — отнюдь не радуга…»

Запись закончилась.

— А дальше? — спросил Второй.

— Дальше еще много-много философствования или чего-то в этом роде и хождения вокруг да около. Ничего познавательного. Этакий алармизм.

— Мда-а… — Второй побарабанил пальцами по столу, сказал в рифму: — Вот так Дилл — удивил…

— Учудил, крокодил, — усмехнувшись, продолжил рифму Первый.

Второй пригладил волосы:

— Пронесло человека так пронесло.

— А эффективность близка к нулю, — заметил Первый.

— Ну да. Где-то так. Собака, как говорится, лает, ветер носит. Не в обиду бывшему коллеге будет сказано. Крепко его зацепили, крепко… Официальной реакции, разумеется, никакой?

Первый развел руками:

— Ну какая тут может быть реакция? Даже если бы он не в Денвере, а с трибуны ООН говорил.

— Вот именно, — кивнул Второй. — Неэффективные звуковые эффекты.

Он отдал флешку, помолчал, задумчиво глядя на экран перед собой. Потом перевел взгляд на Первого:

— По Зимину без изменений?

— Пока да. Сканируют.

— Гридин все еще в поле… — помрачнев, пробормотал Второй и вздохнул.

Первый промолчал.

Дверь сразу же, совершенно беззвучно, подалась назад, словно только и ждала легкого нажима его пальцев. Гридин подтолкнул ее, и когда она открылась до конца, сделал осторожный шаг в прихожую, держа пистолет у бедра. Об оставшейся на лестничной площадке девушке он уже не думал.

Прихожая была узкой, в ней едва хватало места для вешалки на стене — на вешалке ничего не висело, — и трехногой карликовой табуретки в углу, у стенного шкафа. Прямо перед Гридиным был короткий коридор, ведущий мимо туалета и ванной на кухню. Дверь кухни была открыта, и Герман видел пустой стол и белый бок холодильника.

А вот две другие двери, справа и слева, за которыми располагались комнаты, были закрыты. Левая — плотно, а правая не до конца, так что можно было разглядеть фрагмент полированной, со стеклами, темно-коричневой мебельной стенки с чайным сервизом.

Гридин, не забывая о пистолете, тихо направился туда. Несильно ткнул носком ботинка в низ двери, заставляя ее открыться, — и застыл в дверном проеме, подавляя желание немедленно дать задний ход.

Посредине комнаты, под люстрой, похожей на три перевернутые белые лилии, стоял стол, покрытый полупрозрачной клеенкой. А на нем — красный гроб без крышки. Лежащий в гробу был до самого подбородка закрыт белым покрывалом.

«Значит, живой, говоришь?» — подумал Гридин, вспомнив слова девчонки.

Химеры воображения…

Если это и были химеры, то их создавал явно не он.

Идти в комнату ему не хотелось, но идти было нужно. Для того, чтобы удостовериться, тот ли там лежит человек, фотографию которого демонстрировал Скорпион. И если это окажется именно тот человек… точнее, уже не человек, а оболочка… то следовало подумать, что же делать дальше. Тащить на улицу труп? А нужен ли Скорпиону труп? И кому вообще нужен труп?… Мертвый труп.

Можно было вернуться за девушкой, но Гридин не стал возвращаться. У него вдруг закралась мысль о том, что все ее странности связаны со смертью отца. Что-то там, у нее в голове, пошло наперекосяк после смерти отца…

Он шагнул в комнату. У противоположной от окна стены стоял накрытый сине-красным пледом диван. От него до окна протянулась мебельная стенка, а напротив нее, по другую сторону стола, располагались два кресла, разделенные низким журнальным столиком.

Гридин приблизился к гробу именно с этой стороны и, непроизвольно сжав рукоять пистолета, взглянул на лицо покойника.

Да, это был тот самый человек с фотографии. Во всяком случае, вполне похожий. Темноволосый, со сжатыми аккуратными губами, слегка вздернутым, как и у его дочери, носом и тонкими дугами бровей. Он не производил впечатление мертвеца — ни щетины, ни провалов щек и запавших глаз, ни заострившегося носа и восковой желтизны. Обычный человек лет под сорок, только прилег почему-то не на диван, а в гроб…

А зачем он забрался в гроб — дабы попугать его, Германа Гридина?

«Кукла», которую мошенники подсовывают растяпам вместо денег? Очередное местное завихрение?

А местные завихрения почему-то не переносят стрельбы из пистолета.

Гридин медленно поднял руку и прицелился. Прямо во вздернутый нос. Ни мыслям, ни чувствам он старался воли не давать.

Палец его напрягся — и в этот момент мертвец открыл глаза.