Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

«Но тогда, — говорю я себе, — погибнет та девчушка, что всегда мило поет, проходя мимо моего дома. Она, может быть, станет великой певицей, и уж без сомнения чудесной матерью, поющей колыбельные своему чаду. И погибнет старик, которому я всегда помогаю перейти улицу. Этот старик столь умен, что никогда не благодарит меня, словно чувствуя, что я этого не люблю, но всегда приглашает зайти в гости на пирог с черносливом, испеченный его женой! И мой любимый писатель тоже погибнет. И певец. И актер! Так почему же я позволяю себе подобные мысли?! Это они привели нас к краху. Это мысли уничтожают нас.

— Рик, ты знаешь куда больше, чем я.

— Да, Антон. Я знаю теперь многое. Я знаю, что каждый из нас может погибнуть сегодня, но все это насмешка. Над нами смеются, понимаешь?! Нас выставляют дураками, но мы такие и есть, если верим в происходящее! Все это — игра. Нами управляли, чтобы позабавиться! Мы умирали, чтобы чьи-то планы превратились в жизнь, чтобы чьи-то выдумки стали реальностью! Боже, мы сами виноваты! Все это придумали люди!

Мне кажется, я один лишь знаю, что судьба зависит от маленького человека, который сидит на трапе и сжимает в покрасневших пальцах сигарету.

— Немного поздно, Рик, чтобы что-то делать, — возразил я.

— А кто сказал, что дело в тебе?! — Рик встал, швырнув в сторону окурок. — Может быть Миссия — это я?

— Нет, — я покачал головой, глядя на него снизу вверх. — Не ты, не я. Это было бы слишком просто. Мы все создаем судьбу мира, вот и все.

— Ты можешь быть великим теоретиком, Доров, твой ум может быть гениальным, а язык острым, но когда придет беда, тебе это не поможет!

— И снова ты говоришь загадками, Рик.

— Потому что я не могу выбрать! — отчаянно вскрикнул пилот. — Это так трудно: решать за всех. Я не хочу предсказывать и создавать, не хочу знать тех, кто управляет моей судьбой! Я схожу от этого с ума! Потому что стать богом теперь может каждый, поучись немного у лернийцев и поймешь, о чем я.

— Но кто тебе сказал, что рассчитанные тобой ответы верны? У нас по-прежнему есть великолепное оружие защиты…

— Какое? — пилот отчаянно взглянул на меня, словно он тонул, а я стоял рядом, сжимая еще не брошенный, но уже занесенный спасательный круг.

— Мы можем не верить, — я пожал плечами.

— И разбиться о скалы, перелезть через которые не в силах? — Рик поник, словно я обманул его ожидания и надежды.

— Все в жизни — фарс, — медленно сказал я. — Ни к чему не стоит относиться серьезно, потому что впереди у нас — смерть. А пока мы живем, можем творить все, что угодно, ведь это все в конечном итоге мелочи.

— Теперь я не понимаю тебя, капитан! — Рик засмеялся совершенно другим, чистым от бреда смехом, и я впервые в жизни поверил в силу слов. — Я не нуден Мари такой, другой.

— Любовь, знаешь ли, это искусство принимать человека таким, каков он есть. Если ты изменился, а любовь Мари сильна, это вряд ли что-то изменит.

— Но мне казалось, куда важнее контролировать действия лернийцев, я собираюсь с ними…

— Тогда их расчеты окажутся верны, не хочешь ли ты угодить им? Ублажить их самомнение?

— Они еще ни в чем не ошибались, понимаешь? — неуверенно возразил пилот.

— Все когда-нибудь должно случиться впервые. То, что они в чем-то уверены, не обязывает тебя это делать. Лернийцы хотят, чтобы я что-то узнал, скажи?

— Хотят.

— И что, ты долго говорил с Бархом до этого, Рик?

— Достаточно.

— И многое им рассказал о себе и Земле?

— Да.

— А теперь расскажи мне то, что необходимо.

— Не могу. Тогда все будет так, как они рассчитали.

— Рик, — позвал я.

— Ну?

— Ты ведь знаешь, что я очень вредный?

— Ну? — снова тупо согласился пилот.

— Послушай меня Рик, я все понял. Я знаю, в чем причина. Все эти сомнения в твоей душе лишь для того, чтобы ты промолчал. Сейчас ты все мне расскажешь и уйдешь просить прощения у Мари, которая так расстроена из-за тебя, осла тупоголового. Запомни раз и навсегда: только счастье отдельного человека делает мир светлее и счастливее. Начни с себя, к черту мир — они присоединится! А с остальным я разберусь…

— Ворон, вербальное обращение. Ну, здравствуй, старый друг.

— Здравствуй, капитан.

— Ворон, ты готов снова потерять меня?

Я вошел в свою каюту и облегченно уронил тело на кровати. Снова дома! Так далеко от Земли этот корабль заменил мне все.

— Я буду тебя защищать. Ты должен вживить ТУСа.

— Хватит! — я приподнялся на локтях, это было уже слишком. — Я сказал уже, что в этом нет необходимости. Я и без того понимаю тебя, а ты по-прежнему можешь говорить со мной. Каков прогресс энергии?

— Очень медленный набор, капитан. Что-то поглощает вырабатываемую энергию. Запас сорок шесть процентов.

— Ты забыл, что жизнеобеспечение медотсека поглощает львиную долю твоих сил?

— Даже с учетом этого я ощущаю сторонний отбор энергии.

Хорошо так говорить с кораблем. Я никогда не беседовал с ним как с человеком. Он всегда был для меня лишь машиной, умеющей говорить.

— Мы сможем взлететь, когда энергия превысит семьдесят процентов, — беззаботно проговорил я.

— Расчетное время восемь часов.

— В пространстве есть следы звездолетов?

— Я не пеленгую кораблей около Эгиды.

— Еще восемь часов, — пробормотал я. — Что-то будет! Знаешь, Рик собирался погибнуть за место меня. Думаю, ему куда полезнее будет сделать с Мари ребеночка.

— Нельзя входить в подпространственый прыжок после первого месяца беременности женского организма — ребенок погибнет. Нужны соответствующие препараты. На ККЧП подобный набор не предусмотрен.

— Значит, мы поторопимся, чтобы через месяц она оказалась на Земле.

— Пилот по-прежнему нестабилен, — возразил Ворон. — Я чувствую в нем сомнения. Он солгал тебе, капитан, я его не узнаю.

— Нет, не врал он.

— Я — машина, я должен иметь прямую связь с экипажем через капитана. Но теперь все по-другому! Немедленно вживи ТУСа, капитан, или я сделаю это без твоего желания.

И как бы ни были страшны для меня эти слова, я не почувствовал в них ни капли угрозы.

— Ты не сделаешь этого, — спокойно возразил я, — потому, что я — твой капитан.

— Ты МОЙ капитан, ты принадлежишь мне, но я не живу более в твоем разуме. Потеря контроля недопустима.

— Допустима, так лучше для нас обоих. Рано или поздно, если я выживу, в моей жизни появятся другие цели, Ворон. Тогда я вовсе перестану быть твоим. Ты найдешь себе другого капитана, и продолжишь летать… сам решишь. Кажется, Земля мне не простит этих слов, ведь ты единственный наш космический корабль, но если захочешь, ты улетишь и один. А я останусь строить жизнь, отдыхать и создавать свою семью.

— Я понимаю, — сказал Ворон, — и принимаю инстинкт размножения. Но я связан с тобой, Антон Доров.