Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

Он замолчал и долго глядел на меня через зал, заставленный наклонными чертежными планшетами и затянутый какими-то пучками проводов.

— Что случилось дальше? — подбодрил я рассказчика.

— Смерть. Случилась смерть. Одну из таких групп поймали, публично казнили… а потом… потом…

Он зажмурился, но веки у него были совершенно прозрачными, и карлику вряд ли от этого стало легче.

— Нуарто постановило, что мы нарушили мораторий о прерывании технологического прогресса и на все лаборатории были сброшены бомбы. Биологические бомбы. Связь прервалась сразу же, а жители Мэй один за другим скончались в жутких муках. Только я выжил. Эти бактерии из бомб что-то сделали со мной, я не ем, не пью, не двигаюсь и, тем не менее, жив. Я — последний. Моя лаборатория единственная, о существовании которой так и не узнали.

— Как давно это было?

— Семьдесят лет назад. Я так хочу умереть. Я устал от темноты и тишины. Убей меня.

— Я не могу.

— Тогда уходи. Мне остается только продолжать свои разработки. Я добился успехов, но не могу использовать их. нет электроэнергии, нет материалов. Я хочу у мереть, и если ты не можешь помочь, просто уходи.

Я вздохнул, поднялся и вышел. Что можно было сделать для последнего из мэй? Подарить смерть? Наверное, он прав, это лучший выход, но я не хочу в этом участвовать, ведь, нажав на курок, я оборву историю целой цивилизации. Я похороню под гнетом чей-то злобы гениальные открытия и, возможно, великие технологии. Я зря пришел сюда. Эта жизнь теплилась под землей многие годы, для чего-то необходимая, сохраняющая память, а я вторгся в чужой мир и отворил дверь, которую трогать не стоило.

Закрыв люк, я насыпал сверху пыли — благо ее здесь было как на летних проселках Подмосковья — рухнул без сил обратно на свою импровизированную кровать, и даже не заметил, как уснул, а проснулся снова от жалящего укола в плечо и порхания светового пятна по стенам.

Надо мной на коленях стоял Яр, зажав фонарик в зубах.

— Живой? — уточнил я хрипло и закашлялся.

— Ты даже не представляешь, насколько! — усмехнулся полковник и сел рядом, неловко вытянув раненую ногу. — Мешает, — пожаловался он, проследив мой взгляд, — подводит регулярно.

— Могу отрезать, — предложил я без тени улыбки, — чтобы не мешала.

— Твоя пантера объявилась. Ходила за мной, тварей всяких распугивала и, кажется, клянчила сухпай. Никогда бы не подумал! Эту животину даже сперолл испугался, взвыл в кустах, словно я в него пальнул, и тикать. Ты знаешь, что в сперолле килограмм триста полезной плотоядной массы? Да откуда тебе знать, ты же у нас принципиальный…

— С чего бы это мэйской кошке тебе помогать, она же тупое животное…

— И ничего не тупое, — обиделся Яр. — Она очень умна и, по-моему, она нанялась за галеты на нас поработать. Я ее твоей порцией подкармливаю, ты все равно ничего не жрешь…

— Ну вот, мои харчи разбазаривают… — протянул я. — Что ты мне вколол?

— То, что и нужно было, биостимулятор. Удалось словил пришельца. Сероватый парень с планеты Сетра, слыхал о такой? Я что-то не в курсе, ну да ладно. Дурак дураком, попался в простую ловушку. Я натянул лиану, и ствол подпер, почти полчаса корячился — как раз на тропе, по которой мы прошли. Ну, на всякий случай. А он за лиану дернул.

— Пришибло? — уточнил я.

— Да нет, живой, лежит там наверху, ноет, когда меня видит, но кричать боится. Оружия у него не осталось, да и сам он один из пары только выжил.

— Его там пантера не сожрет? — уточнил я.

— Не думаю, я с ним долго беседовал, она к нему привыкла.

— О чем? — уточнил я.

— Да жалился мужик, просил освободить, рассказывал, как нужна ему эта победа, вроде как у них планета на грани катастрофы или что-то такое, у него хреновый общегалактический, лопочет быстро, да и ребра дерево ему переломало, я так и не понял. Заливал, короче, на жалость давил…

— Иди и освободи его, — велел я.

— Что? — не понял Тверской.

— Иди, — разделяя каждое слово, отчеканил я, — и… освободи… его.

— Мда, я слыхал, что от лихорадки мозги вскипают, но не думал, что увижу такое, — усмехнулся Яр.

— Тверской, я не шучу. У него нет оружия, ты отобрал у него медикамент, теперь отпусти беднягу.

— Антон, — почти ласково сказал Яр, — это естественный отбор, ты забыл?

— В любой ситуации надо оставаться человеком, — сухо отрезал я, без стыда вспоминая, как сам стрелял из-за деревьев по мародерствующим стрелкам. Яр моего намека не заметил.

— Ты подумай головой, — едва сдерживаясь, заговорил полковник, — он ведь не упустит повода пальнуть тебе в спину. Зачем так рисковать?

Я вздохнул и встал, подняв автомат. Как же неудобно с ним без ремня, приходится все время держать в руках.

Голова закружилась и я, пошатнувшись, чуть не упал.

— Пойду сам.

— Послушай меня! — заорал Тверской, но я остановил его жестом.

— Я — твой капитан. По меньшей мере, ты обязан мне жизнью, мой шприц достался тебе. Я же тебе обязан рассыпавшейся на осколки жизнью…

— Я не разбивал твою семью и не убивал твоего ребенка, — твердо сказал полковник то, что уже однажды говорил.

— Ну тогда это сделал Господь Бог, случай, случайность… мне плевать! — ровно продолжил я. — Если хочешь играть со мной в одной команде, веди себя соответствующе и попробуй завоевать уважение, потому что доверие мое ты уже потерял.

Я заставил его посторониться и поднялся по ступеням, отодвинул тяжелую дверь, со скрипом подавшуюся вглубь гнезда, и выбрел на поверхность. В ночь. В кромешную, беспроглядную темноту. Но я видел! Как видит человек в сумерках, или при очень плохом освещении.

Я обалдело оглянулся — Тверской поднялся следом и включил фонарик.

— Выруби, — попросил я. — И не свети им перед инопланетянином. Настучит — нам несдобровать.

— А если и настучит, плевать, — проворчал Яр. — Это их проблемы, что не доглядели. Я внимательно читал пункт три дробь тридцать девять. Там говорится, что если что-то было найдено на планете или иным другим образом попало к участникам, то виноват инспектор.

— Интересный пункт, — согласился я. — Отмазывает нас.

— Именно, — согласился Яр. — Кстати, у меня и плохие новости есть. Я разбил прибор, так что осталась надежда только на маячок Рика. С радиацией тоже непонятно как, так что больше я из нашего убежища ни ногой.

— Где этот сетриец то? — уточнил я.

— Прямо, — указал Яр и тут же дернулся — кошка подкралась к нам совершенно бесшумно (я то ее слышал и решил подшутить над полковником) и издала за спиной приглушенный рык.

— Мать твою, — переведя дыхание, подвел итог Яр. — Напугала то как, стервозина! Держи галету.

Я заметил, что руки Тверского после испуга слегка дрожат. Адреналин, приятель, что уж тут поделаешь?!