Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Которые, естественно, до Сафари не допущены, — оборвал меня Яр. — К тому же, раньше ты его уделал! Все хотел спросить, куда делись твои хваленые способности? Я ведь пару раз избил тебя и ни разу ты не дал достойного отпора…

— Вот только дело сделаем, я тебе такой фингал за эти слова поставлю… — я тронул машину.

— Ой, тут помехи, не слышу, какой-то комариный писк, — хохотнул полковник. — Так что же произошло? Судя по материалам, ты обладал даром телепатии и вроде телекинеза, умением активировать скрытые резервы организма… Где оно все?

— Где бы оно ни было, Тверской, туда ему и дорога, — проворчал я. — Эти умения сжирали меня изнутри, я растрачивался за это не только нервными клетками, но и жизненными ресурсами. Нет, такого мне больше не надо.

— И не скучаешь по возможности читать мысли? — в вопросе Яра сквозило любопытство.

— Сейчас не то время, чтобы праздно болтать, — огрызнулся я. — Нет, я не жалею, потому что все это сопровождалось такими головными болями, какие тебе не снились. Я много лет сидел на обезболивающих, потом на наркоте.

— Какие откровения, — хмыкнул шеф безопасности. — Чего-то ты долго возишься… уже давно бы мог забрать маяк. У меня еще одна хорошая новость…

— Я уже боюсь прямо твоих новостей.

— Подкорректировали правила для дальнейших этапов. Видимо, смотреть на вас двоих зрителям уныло. На все дальнейшие задания отряжают троих человек. И вторым обязательно должен быть командир абордажной группы. То есть я. Доров, похоже, я им понравился, я — звезда, которой не гоже пылиться на борту! Так что смотри, не засыпься на Короне, я тебе этого никогда не прощу.

— Да пошел ты, Тверской.

— Сам иди и не забудь вернуться. Я тут тебе очень благодарен, что ты настучал доку…

Я фыркнул и отключился. Мы подходили к заданным координатом, и я уже видел на горизонте странные силуэты холмов. Значит, наша цель где-то под толщей снега.

Покружив вдоль склонов, я внезапно выскочил на протоптанную дорогу. Именно дорогу, по ней ездили и неоднократно, хотя ее уже порядком занесло. Спешившись, я аккуратно разгреб верхний, легкий слой снега и задумался. На снегу глубоко пропечатались следы полозьев и отпечатки чьих то лап размером с мою голову в шлеме. Интересный у них тут транспорт. И аборигены где-то рядом, раз дорога такая оживленная.

— Свинью нам подложили, — сообщил я Дези.

— Там пещера какая-то, — указал механик в сторону. — Это чего, вход?

— Именно, — согласился я, чувствуя, как начинаю злиться. Слева в молочном мареве несущихся снежных потоков отчетливо проступал черный провал. Как я его не заметил первым, спрашивается? — Похоже маяк где-то у аборигенов. И что, нам завалиться к ним и с милыми лицами спросить, где они маяк хранят?

— Может, там никого нет? — без особой надежды уточнил Дези. — Мож, там твари какие, а разумных существ не водится?

— Водится и еще как, видал след полозьев? И твари тоже водятся, это те, которые тяговые.

Я убрал вездеход с дороги, приметил направление, поставил метку на портативном навигаторе, крепящемся у меня на запястье. Теперь мы точно найдем брошенную машину.

— Дальше пешком, оружие наготове, — отдал я приказ и медленно пошел вперед. Заглянул в пещеру, переключился на режим ночного видения. На мгновение темнота вспыхнула и расплылась желтоватыми очертаниями. Казалось, я смотрю через призму аквариума на мир. Тем не менее, изображение было очень четким и детальным.

Вскоре стало ясно: это никакая не пещера и прямо здесь никто не живет. Это лабиринт из спрессованного, мутного льда. Внутри холмов были прорублены гигантские по сечению тоннели. Высота потолков и ширина были такими огромными, что я вначале подумал, что и аборигены тут размером с циклопа. Выяснилось, что все как раз наоборот. Свернув в очередной коридор, мы с Дези выбрались в просторный зал, где грудами лежало что-то огромное и тяжело дышало. Думаю, запашок был здесь еще тот, но герметичная маска полностью спасала от зловония. То тут, то там, на полу лежали груды какого-то дерьма. Слева, очень близко, монотонно вздымался и опадал чей то бок, из глубины ледяного зала доносился утробный храп.

Я осмотрел залу через тепловизор. Определенно, крупные теплокровные животные, видимо, те самые, что таскали местный транспорт. По форме они походили на огромных, ростом примерно со слона, медведей с длинной густой шерстью и широкими лапами. В общих сетях об этих тварях не было ни единого слова. О чем еще я не знаю?

С другой стороны вдоль стен обнаружились загоны, сделанные из ледяных блоков. В них топтались какие-то звери, поросшие не менее густой шерстью, чем медведи переростки. Они то и дело начинали хрипеть и облизывать стены, которые в этом месте поросли странным, слабо светящимся толи мхом, толи плесенью. За всем этим зоопарком приглядывали две долговязые, укутанные в шкуры фигуры. Более точно рассмотреть я не мог. Никакого света в помещении не предполагалось, из чего я заключил: аборигены отлично видят в темноте. Не очень то радостная новость. Осторожно пятясь, я отступил обратно в коридор, сделал Дези знак отходить. На первой же развилке мы свернули в другой проход. Здесь, в темноте я смог поделиться своими наблюдениями с Вельсомом. Механик тактично молчал, давая мне возможность придумать план. Сам он, видимо, ничего предложить не мог. Вот незадача, у меня в голове тоже было пустовато, инициатива, как говорится, на нуле.

Снова развилка и снова зал, в котором топчутся местные поедатели плесени. Застыв у входа, я некоторое время наблюдал за живностью, потом сделал знак механику ждать, и медленно прошел вдоль стены. Признаться, я надеялся взять «языка» и попробовать вызнать у него, где находится заветный маяк, но, пройдя залу до конца, сопровождаемый пристальными взглядами выращиваемых, видимо, на мясо животных, чьи лобастые головы чем-то походили на овечьи, я убедился: тут никого из аборигенов нет.

Идя обратно, я поднял в памяти все, что знал о местных жителях: разрозненные, немногочисленные племена. Поклоняются кто богу льда, кто ветру. Развития никакого, религия сродни первобытному язычеству. Чтобы погода не была с ними сурова, то и дело приносят своим богам кровавые жертвы. Жертвой становится победитель поединка на смерть. Таким нехитрым способом они постоянно сокращают свою численность (а плодятся они довольно быстро), чтобы племя не умерло от демографического взрыва. Во всем, в конечном итоге, есть прикладной смысл. Но содержание ужасало.

Если есть жертвы, — думал я, — значит, есть и жертвенник. Алтарь или статуя бога или что-то вроде этого. Будь я на месте организаторов Сафари, поместил бы маяк именно там, где больше всего аборигенов. Значит, надо искать самое посещаемое место.