Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Ну, раз так, тогда конечно, — покивал я, думая о том, как меня от всего этого воротит. — Тогда, может, ты мне покажешь, где можно взять одежду и лекарства?

— Лекарства нигде, только ко врачу идти. Он по приказу Сатринга работает, хотя дело свое знает. Теперь у нас просто все: есть прибор, врачом может каждый стать, а сломался — да ты и сам все понял. А с остальным…, - Ученик протиснулся мимо меня в комнату и, нагнувшись, выволок из-под кровати корзину с какими-то тряпками.

— Грязную одежду кидай обратно, — Ученик немного презрительно пнул корзину. — Раз в несколько дней слуги ее стирают — мальчишки-недоросли, видел, небось. Шныряют туда сюда с поручениями, убирают, стирают, с готовкой помогают. А их за это кормят, одевают. Дом у них тут, да еще их в Воины готовят. Не абы что, настоящими, уважаемыми солдатами станут! Кстати, я слышал, ты станешь новым садовником?

Я молча кивнул.

— Тогда тебе вообще хорошо! Вода для полива цветов совершенно другая, не такая, как из источника под позорным столбом, — Ученик скривился. — Чистейшая вода для цветов из личного запаса Сатринга. Цветы, ну ты же сам понимаешь, ценнее людей. Вот тебе повезло, всегда напиться сможешь! Ну, и если друзей напоишь, тебе все благодарны будут.

Правда, рискованное это дело — садовником быть; заболеет какая колючка, а ты ведь виноват будешь.

— Как думаешь, почему Сатринг так к людям относится? — устало спросил я. — На цветы не жалко, а ученикам…

— Это тренировка на выносливость и выживание, — безмятежно сказал Ученик. — Ты не рассуждай об этом, бесполезно.

— И все же, а с едой тут что?

— Еда, как еда. Каша два раза в день. Зато столько, сколько хочешь. Только не переедай, держи себя в руках, потому что на тренировках потом сдохнешь.

— Есть разделение по умениям?

— Есть, конечно. Все зависит от того, какой учитель за тебя возьмется. Учитель Ри, все больше болтать любит, трепло, — Ученик презрительно сплюнул. — Не люблю его, он себя таким умным считает, а вот постоять за себя вряд ли сможет. То ли дело Учитель Удо, он один против десятка Воинов без оружия может, всех в узел завяжет!

— А Сатринг чего?

— Наблюдает. Он же Глава Школы. Ему надо только, чтобы мы трудились в поте лица, чтобы понимали всю важность того, что мы собираемся делать.

— А сбежать отсюда?

— Да зачем?! — Ученик пожал голыми плечами. — Здесь же и так хорошо! Нет, есть тут и такие, кто все сбежать хочет. Только это мечты больше. Страх не пускает. Бояться умереть все, даже самые смелые. Послушай, а ты и вправду побил Воина?

— Любопытство порок, — усмехнулся я. — Не вижу в этом ничего особенного.

— Так ты все-таки победил его? Не обман?! Как жаль, что я все пропустил — с подружкой в городе тешился…

— Если бы я его не победил, то гнил бы сейчас на свалке, — нехотя ответил я.

— Повезло, вот и победил. А чего у тебя может ценного есть? — мне показалось, или во взгляде Ученика загорелся алчный огонек. Ну ладно, и не с такими вязались.

— Из ценного только ботинки, даже часы с передатчиком где то сняли, — мне незачем было врать. У меня ничего кроме книги о цветах не было. Брюки не в счет, куда человек без брюк в приличном обществе?

— Эй, ребята! — вдруг крикнул Ученик. — Сюда давайте.

И, отвечая на его крик, из узких комнат в коридор разом шагнули семеро. Много-то как!

Все разномастные, но однообразно загорелые и с крепкими руками. Они толпились, выглядывали из-за спин, стреляли в меня ехидными, полными злобы взглядами.

— Раздевайся, швыбра! — смеясь, приказал стоящий подле меня Ученик. — Думал, пришел и все дозволено? Думал, нашего помял, и все тебе простится?! Да ты у меня песком надышишься, умелец! Как тебе против восьми?

— Ребят, — я попытался урегулировать конфликт словами, уже понимая, что ничем хорошим все это для меня не кончится. Узкий коридор не даст им всем напасть разом, так что в принципе шанс есть, но он слишком мал. Поштучно я могу и отбиться, особенно, если шагну обратно в комнату. Туда, где у кровати стоит над корзиной с одеждой Ученик. Взяли все-таки в кольцо. С одной рукой я ничего не смогу сделать. Пока буду бить одного, второй подступит ко мне сзади. Мне бы чего-нибудь тяжелое…

И все равно ничего хорошего не будет. Даже если я останусь на ногах после первых ударов, и даже если мне чудом удастся положить их всех. Потому что следом за ними придут другие. Придут ночью, когда я буду спать. И если меня не возьмут ночью, то следующие придут утром. И тогда мне наверняка конец.

— Ребята! Давайте решим все мирно! Я же ничего не хотел плохого!

— Ну и мы не хотим ничего плохого, вот только вытрясем из тебя всю дурь, чтобы бежать не пробовал, и обучим правилам местным, которые гласят, что к старшим Ученикам положено относиться с уважением!

Остальные согласно загудели, кто-то заржал, буркнув:

— Может, он на башку туп, дык мы ему эту башку живо куда надо засунем!

Промедление равносильно смерти.

В последнее время я стал нервным. Наверное, сказались ранение, усталость и все те тяготы, которые с лихвой выпали мне за последние дни. Так что, не скупясь и больше не раздумывая, ударил локтем Ученика в лицо. Он как раз был моего роста, и мне пришлось лишь немного приподнять руку. За спиной приглушенно хрустнул сломанный нос, мужчина с диким воплем упал на пол.

Остальные, бросая злые ругательства, поперли вперед, но двое идущих впереди столкнулись плечами в дверях и замешкались. Через секунду моя нога врезалась в грудь одного из застрявших мужчин. Удар был достаточно мощным, и он полетел на пол, повалив тех, кто шел следом, но в дверь тут же протиснулся другой. Я уже примерился направить его в стену напротив, когда кто-то схватил меня за ноги. Я не сразу понял, что в меня вцепился тот самый Ученик со сломанным носом. А я, дурак, списал его со счетов. Совсем забыл, что они тут как никак бою учатся, а не веники вязать! Не подумал, что боль их научили терпеть перво-наперво.

Прежде, чем упасть, я еще успел ударить следующего нападавшего, после чего грохнулся на пол, выставляя здоровую руку.

Они своего не упустили. На меня тут же навалилась тяжесть. Я еще укусил кого-то, даже отвесил кому-то крепкий пинок, пытаясь уберечь раненое плечо, но это было последнее, что я успел сделать, потому что меня скрутили и стали избивать. Они делали это почти с любовью, с каким-то сатанинским наслаждением, страстно приговаривая:

— Никогда не перечь старшим Ученикам. Никогда не сопротивляйся старшим Ученикам. Сноси покорно все побои от старших Учеников. Если у тебя что-то есть, отдай это старшим Ученикам. Всегда слушайся старших Учеников!

И снова.

— Никогда не перечь старшим Ученикам!

После меня вынесли куда-то за дом и бросили под палящие лучи солнца.