Роберт Силверберг - Далекие горизонты

Галактический Центр был коллекцией всякого космического мусора, вихрем крутившегося на дне этого гигантской гравитационной мульды. Ее завывающие мятущиеся внешние окраины надежно охранялись кораблями мехов.

Но черви сделали ее проходимой. Самая первая человеческая экспедиция через входное отверстие «червоточины» оказалась вполне успешной. Выход же из «червоточины» находился значительно ближе к Истинному Центру. Сам Париж пролетел по ней и несколько раз влетал и вылетал из «червоточины», точно мышь, которая боязливо выбегает из норки, чтобы тут же спрятаться обратно. Да они и в самом деле были мышами - паразитами, прячущимися в стенах.

Корабли людей пролетели сквозь «червоточину», а затем встретились на конвергентных асимптотах. Париж потребовал для себя руководящую роль в экспедиции и получил ее. К этому времени он был уже опытным пилотом, способным войти на колоссальной скорости в «червоточину» под нужным углом, а потом ловко пролететь по ней, проделывая весьма сложные маневры.

«Червоточины» - окаменелые следы первой расщепившейся секунды существования Вселенной. Они удерживаются в открытом состоянии слоями отрицательной энергии, чередующимися с прослойками антидавления, рожденными в родовых конвульсиях, что создало слоистую структуру, напоминающую по строению луковицу. Этот ценный вид природных ресурсов был собран - кем? - и перенесен сюда миллиарды лет назад, чтобы служить в качестве транспортных артерий.

Квантовая пена шипит и пенится у входов в «червоточины», взметая фонтаны раскаленных красок. Эти «столбы» имеют колоссальную плотность, но главная опасность поджидает пилотов на самой кромке, где перепады давления буквально рвут материю, превращая ее в смертельно опасную плазму. Удар о стены этого постоянно меняющего местоположение продолговатого входа фатален, что на своем печальном опыте доказали многие погибшие пилоты.

Само устье «червоточины» представляет собой эллипсоид, обрамленный квантовым пламенем. Париж вел узкий, похожий на карандаш корабль со сравнительно слабой термоизоляцией и низким уровнем амортизационной безопасности. Несмотря на это, он не испытывал чувства страха, а лишь угрюмую уверенность в будущем. Под перепадами давления, что походили на чередование приливов и отливов, его корабль трещал, молнии извивались, как золотые и фиолетовые змеи… а он вылетал из другого конца «червоточины», но уже в сотне световых лет от входа в нее.

Голубовато-зеленая звезда величественно приветствовала появление человеческой флотилии, играя своей пышной короной. Неподалеку крутился на орбите сложный комплекс мехов, его охранял их военный корабль. Совершив мгновенный разворот, верткие маленькие корабли людей вытянулись в кильватерную колонну и рванулись к устью другой «червоточины». Пятьдесят мужчин и восемьдесят шесть женщин погибли, картируя путь, которым надлежало следовать будущим пилотам, добывая коды, позволившие нынешней экспедиции проникать сквозь сторожевые комплексы мехов., Правда, маскировка, к которой они прибегали, могла выдержать лишь очень поверхностную инспекцию. Малейшая задержка - и мгновенная гибель.

Второй транзит состоялся через очень крупную «червоточину», которая вывела их на очень низкую орбиту вблизи раскаленного красного карлика. Коды, полученные с таким трудом, могли сработать еще несколько раз, пока комплексы мехов не спохватятся. А пока кораблям приходилось нырять в первое попавшееся устье «червоточины», которое окажется поблизости.

«Червоточины» были похожи на улицы с односторонним движением. Корабли с большими перегрузками врывались в устье, а затем путешествовали сквозь горловину, которая могла быть короткой, как палец, или длинной, как диаметр планеты. Сам гиперпространственный прыжок мог доставить вас к совершенно бесполезной Солнечной системе или в такое поганое местечко, где человека сразу поджарило бы, как на сковородке.

В незапамятные времена, вероятно, пользуясь силами притяжения между звездами, кто-то - весьма возможно, эти были те, кто сотворил первых мехов, - создал сложнейшую систему галактического Центра. Меньшие устья, масса которых могла равняться массе горной цепи, позволяли проход только очень узким кораблям. Именно такие использовались Парижем и остальными восемнадцатью волонтерами, когда они выскочили у самого комплекса мехов. Медлить было нельзя: каждый важный пункт в этой транспортной сети хорошо охранялся, так что быстрота была единственным оружием людей.

Вылетаешь из устья одной «червоточины», нацеливаешься на маленькое устье другой… и пошел! Извилистые, как змеи, блестящие стены дыры с гулом пролетают мимо, а Париж смотрит на дисплей, стараясь не думать о том, что ждет его впереди.

Сходящиеся на конус, отсвечивающие серым, стены горловины содрогаются. Каждая пасть «червоточины» информирует другие о том, что она только что «проглотила», и эта информация пробегает в виде судороги по напряженным стенам «червоточины». Волны Накатывающихся стрессов заставляют горловину осциллировать, она сжимается, превращаясь на время в нечто похожее на перемычку в связке сосисок. Если корабль Парижа попадет в такую перемычку и она быстро сожмет его, то из выходного отверстия он выйдет в виде султана розоватого ионизированного газа.

Проделав множество чрезвычайно сложных расчетов, касающихся «червоточин», математики разработали теоретическую схему наиболее подходящих маршрутов для кораблей Парижа. Между Изидой и космосом вблизи Истинного Центра лежало около дюжины гиперпространственных прыжков. Плохо было то, что у некоторых «червоточин» было по нескольку устьев, так что узкая горловина бросала кораблям вызов - выбор следовало сделать, не снижая скоростей.

Когда корабли вынырнули из очередной дыры, в необозримой мгле плавали звезды и планеты потрясающей светящейся красоты. За сверкающей туманностью ощущалось присутствие радианта Истинного Центра. Удивительный контраст - пролететь расстояния, которые невозможно себе представить, и при этом пролететь их в консервной банке размером чуть побольше ящика.

Раз-раз, и они снова прыгнули, скрылись из виду и прыгнули опять.

В этих местах было не до вежливости. Когда к ним приблизился сторожевой корабль мехов, желавший произвести рутинную проверку, они его тут же уничтожили снарядами, управляемыми кинетической энергией. Мехи никогда не пользовались такими грубыми методами, так что за собой люди оставили здесь ясные следы, говорившие, что «паразиты» прошли этой дорогой.

Они снова вынырнули и оказались в ярком свете белых карликов, собранных в правильный шестиугольник. Париж подумал, зачем мехам понадобилось создавать такое созвездие, ведь по правилам звездной механики оно не могло существовать долго. Впрочем, как и в случае многих других привычек и особенностей поведения мехов, найти объяснение было невозможно. Даже обширные запасы воспоминаний Артура не содержали в себе ничего подобного.