Илья Шумей - Звезды нового неба

– Вы видите в Космосе врага, – продолжала Кадеста, – врага жестокого, беспощадного и не прощающего ни одной ошибки. Отсюда и ваше желание защититься от него как можно надежней. Отгородиться толстыми стенами с крохотными окошками-бойницами, забраться в громоздкие и неповоротливые, точно бронекостюмы, скафандры. Вы не живете в Космосе, вы обороняетесь от Него, сидите как в осаде. Практикуя подобный подход, вы ничего не добьетесь, ваши страхи будут удерживать вас крепче любого якоря. У вас не будет никаких перспектив, пока вы их не поборете. Невозможно строить нормальные отношения с партнером, которого ты боишься, согласен?

– Согласен, – кивнул я, – но не надо валить в одну кучу иррациональный страх чего-то неизвестного и разумную осторожность.

– И что ты называешь «разумной осторожностью»? – усмехнулась девушка, – надевать водолазный костюм каждый раз, когда собираешься искупаться? Ведь вы ведете себя именно так.

– Хорошо, – я предпочел с ней не препираться, – что ты предлагаешь?

– Мы могли бы помочь друг другу.

– Помочь? – мой мозг явно не поспевал за лихими виражами, выписываемыми ходом мыслей Кадесты, – помочь в чем?

– Вам нужно, наконец, осознать, что Космос – не враг, а партнер. Огромный дом, в котором нам суждено жить, и бояться которого – глупо. У нас имеется колоссальный опыт жизни в этом доме, есть соответствующие технологии, и всем этим мы могли бы с вами поделиться. Вам давно пора уже избавиться от детских страхов и двигаться дальше.

– Я это. ну да, конечно, но. – я был совершенно выбит из колеи и поспешно ухватился за первую же подвернувшуюся соломинку, – звучит заманчиво, но вам-то с того какая радость? Чего вы хотите взамен?

– Подвох ищешь? – Кадеста, прищурившись, посмотрела на меня, и у меня начали зарождаться первые подозрения, что она не так проста, как мне казалось поначалу, – это логично. Но его нет.

Она снова опустила голову на подушку, поскольку держать ее на весу ей было тяжело, и прикрыла веки.

– Мнения, конечно, разнятся, – заговорила она после небольшой паузы, – но многие, и я в том числе, считают, что тот разрыв был ошибкой. Мы слишком рано, слишком торопливо оборвали все связи с родной планетой, а это не могло не повлечь за собой определенные негативные последствия.

– Какого рода?

– Ты был прав, когда говорил о том, что человек создавался для жизни на Земле. Только после достаточно длительной изоляции становится понятно, сколь многое в нас оказалось замкнуто на привычную среду обитания. И дело не только в физиологии, с ней еще можно как-то договориться, а вот в том, что творится в головах, навести порядок гораздо труднее.

Быть может, если бы отцы-основатели проявили больше бескомпромиссности и избавились от всего, что только могло напоминать о Земле, как предлагали некоторые, то жилось бы легче, ведь сложно тосковать о чем-то, чего никогда не знал. Но такое решение лежало далеко за рамками возможного. Они хотели построить гармоничное общество – образованное и высокоинтеллектуальное, а это нельзя сделать на пустом месте. Необходим фундамент. А потому мы поволокли с собой весь накопленный багаж человеческой культуры, который в итоге стал обузой, не позволяющей двигаться дальше.

– Почему? – мне стало действительно интересно.

– Сам посуди: вся художественная литература, музыка, фильмы… все так или иначе связано с Землей. И ты, читая очередной роман, постоянно ощущаешь себя ущербным, поскольку понятия не имеешь, как пахнет свежескошенная трава, что ты чувствуешь, когда морской ветер бросает тебе в лицо соленые брызги, как поют жаворонки в знойной выси. Это, как минимум, крайне неприятно. А с фильмами еще хуже.

– Но можно изъять из библиотеки все художественные произведения, – предположил я, – оставить только учебники, справочники, все, что касается естественных наук. Тогда и соблазна не будет.

– А как ты думаешь, можно ли построить гармоничное общество, воспитать полноценного человека, опираясь только на науку и отбросив Культуру. Я вот сильно сомневаюсь, – Кадеста отрицательно помотала головой по подушке, – а даже если и так, то сделать это следовало с самого начала. А потом, когда промашка стала очевидной, такое решение выглядело бы исключительно волюнтаристическим и могло привести к самому натуральному бунту.

– И что теперь?

– Мы фактически застряли где-то на полпути. Невозможно идти вперед, если будешь то и дело оглядываться, а людей с вывернутыми шеями день ото дня становится все больше. Они снова и снова перечитывают старые книги, кинозалы забиваются под завязку, энтузиасты целыми днями копаются на грядках в гравизоне, снова в моде земная одежда, которую воссоздают по старым фотографиям. Все, что связано с прошлой жизнью, активно романтизируется и идеализируется. До того, чтобы считать Землю потерянным раем дело пока еще не дошло, но тенденция налицо.

– Но что в таком случае мешает вам вернуться? – недоуменно нахмурился я.

– Гордость, – на лице девушки промелькнула тень досады, – это означало бы, что все, что делалось последние пятьдесят лет, оказалось напрасно. Что все принятые основателями решения – ошибочны. Что все мы – дураки, выгнавшие сами себя на задворки человеческой цивилизации. Нужно обладать немалым мужеством, чтобы признать такое. И я уверена, что подобное решение Совет никогда не примет, вне зависимости от того, какого мнения придерживаются отдельные его члены.

– А ты, как я понимаю, решила действовать «снизу», налаживая контакты между никарами и остальным человечеством при помощи, так сказать, «народной дипломатии»?

– Как-как ты нас назвал? – Кадеста даже приподнялась на локте.

– Никары, то есть «Новые Икары», – разъяснил я, – ты что, никогда раньше не слышала?

– Ни разу, – она снова легла, – удивительно! Насколько я знаю, во времена разрыва ваш брат именовал нас несколько иначе.

– С тех пор много воды утекло. Распри забылись, романтика осталась. Точно так же, как и у вас.

– У нас ничего не забылось, – девчонка недовольно надула губки, – Малгер и ему подобные постоянно напоминают остальным, какими словами нас провожали в изгнание. Они ту старую обиду холят и лелеют, буквально питаются ею.

– Зачем? – искренне удивился я, – и кто он такой, этот Малгер?

– Мой двоюродный брат, сын дяди Оскара. Он весьма влиятельный член Совета. Молодой и невероятно энергичный, вот только энергию свою он тратит не на то, на что следовало бы. Он свято уверен, что пятьдесят лет назад было принято единственно верное решение, и лишь окончательно порвав с «Земляными червями», человечество сможет достичь новых высот своей эволюции. Убежденный изоляционист, в общем. Я же считаю любую изоляцию вернейшим способом зайти в тупик, и что на старых обидах нормального будущего не построить, – Кадеста вопросительно взглянула на меня, – а ты что думаешь?