Стивен Бакстер - «Мэйфлауэр-2»

Рядом кто-то двигался. Разумеется, это был смертный — молодая женщина. Не поднимая на Старейшину глаз, она старательно сложила дрожащие ладони в жесте «извиняющегося приветствия». Русель отпустил ее коротким взмахом руки: этот вздор мог занять целый день.

Андрес наблюдала за ним — глаза ее живо сверкали на источенном временем лице. В коконе из одеял она напоминала огромную личинку.

— Ну что тебе? — огрызнулся Русель.

— У тебя изо рта слюна течет, — мягко сказала она. — Только не в присутствии смертных, Русель.

Он раздраженно вытер рукавом подбородок.

— Ах, и еще, — тем же тоном добавила она. — Селур умерла.

Новость, хотя и преподнесенная осторожно, оглушила Руселя.

Он неуклюже перевернулся — мешали одеяла и оборудование. Койку доктора окружили смертные, убиравшие ее похожее на мумию тело. Они действовали молча, осторожно, почтительно. Он различил сквозь полумрак, что они дрожат.

— Мне она никогда особенно не нравилась, — сказал Русель.

— Ты это уже много раз говорил.

— Но мне будет не хватать ее.

— Мне тоже. Нас осталось двое. Русель, нам нужно поговорить. Нужно найти новый подход к общению со смертными. Предполагается, что нас должны бояться и уважать. Посмотри на нас. Посмотри на бедную Селур! Мы не можем позволить, чтобы нас снова видели в таком положении.

Он осторожно оглянулся на смертных.

— Не волнуйся, — сказала Андрес. — Они нас не понимают. Лингвистический сдвиг.

— Нам придется с ними общаться. Мы представляем собой высшую власть — ты всегда говорила это.

— Вот именно, и все должно идти по-прежнему. Но думаю, что впускать их сюда больше не следует. Автоматы могут поддерживать наше существование. Клянусь Летой, теперь, когда столько коек освободилось, здесь достаточно запчастей. Я предлагаю…

— Кончай это! — строго сказал он. — Ты снова за свое, старая ведьма. Ты всегда старалась навязать мне свое решение, прежде чем я пойму, в чем дело. Дай мне собраться с мыслями.

— Кончай это, кончай это… — насмешливо повторила она.

— Заткнись!

Русель закрыл глаза, чтобы не видеть ее, и откинулся назад.

Имплантат в затылке позволял ему чувствовать свое тело, получать информацию о Корабле и Вселенной.

Сначала, разумеется, Русель осмотрел свое тело — постепенно приходящее в негодность устройство, ставшее его тюрьмой. Хорошей новостью оказалось то, что теперь, через двести лет после смерти его брата, медленное старение организма прекратилось. С тех пор, как он в последний раз проверял, — во имя Леты, целый месяц назад, а ему кажется, что только вчера! Сколько же он спал на этот раз? — значительного ухудшения не произошло. Но он был прикован к телу девяностолетнего старика — болезненного старика. Почти все время он спал, и периоды бодрствования постепенно сокращались; в это время койка кормила его, убирала экскременты, осторожно переворачивала его тело и конечности, превратившиеся в палочки. Раз в несколько недель ему проводили переливание крови — дар благодарных смертных Старейшинам. «Словно больной в коме», — угрюмо размышлял Русель.

Существование его потеряло смысл, стало скучным. Он поспешил дальше.

Его виртуальная «телекамера» бродила по Кораблю. Миновали века, но расположение комнат в коридоре-деревне, которой когда-то руководил Дилюк, осталось прежним до малейших деталей. Те же коридоры, та же деревенская площадь. Но люди изменились, они продолжали меняться по мере того, как цветущая молодежь превращалась в дряхлых стариков.

Автарк, которого он видел во время последнего осмотра, по-прежнему был здесь. Этот могучий здоровяк называл себя Руулем, в знак протеста против запрета принимать имя Старейшины, пусть даже давно покойного. На вид он не слишком постарел. Окруженный двумя женами, Рууль принимал подданных, выстроившихся в очередь, — они искали «мудрого совета» Автарка по тому или иному пустяковому вопросу. Рууль отвечал быстро и дельно, и Русель, слушавший его, — хотя ему нелегко давался изменившийся со временем язык, — не мог упрекнуть жесткого Автарка в прегрешениях против правил.

Он двинулся дальше, наблюдая за окружающим на виртуальном экране.

Жители деревни занимались повседневными делами. Четверо скоблили стены — они каждый день по очереди выполняли эту работу. Два полных важных человека обсуждали вопросы этикета — сложные, отнимавшие много времени причудливые формы выражения вежливости. На стенах появилось несколько новых картин-голограмм; предполагалось, что с ними коридоры Корабля будут выглядеть просторнее. Какая-то женщина наводила порядок в «саду» из обломков пластика, выводя маленькими металлическими граблями сложные узоры. Смертные, деды и прадеды которых родились на Корабле, никогда не слышали о садах Зен; они открыли это искусство самостоятельно.

Небольшая группа детей обучалась разбирать и чинить вентилятор; дети нараспев повторяли названия деталей, заучивая их наизусть. Русель знал, что больше их ничему учить не будут. Им не рассказывали о принципе работы механизма — ни о том, как он действует, ни о том, как он связан с другими системами Корабля. Их учили лишь самому необходимому.

Все были заняты, поглощены делом. Некоторые даже выглядели счастливыми. Но Руселю эта картина показалась гнетущей: люди в тусклой одежде, изготовленной из отходов, заключенные среди отполированных переборок Корабля. Даже язык их был беден и становился все беднее. Смертным были незнакомы понятия « горизонт » или « небо » — но зато появилось больше сорока слов, означавших различные степени любви.

Он наблюдал за деревней, а по экрану бежали светящиеся колонки цифр. Значительных изменений в численности населения не произошло. Обслуживание Корабля осуществлялось надлежащим образом. Законы репродукции, проводимые в жизнь Автарком и его коллегами в соседних деревнях, соблюдались, и гены смешивались вполне успешно.

Ситуация стабилизировалась. Но в деревне Дилюка свободным был только Автарк.

Необычайно наивная со стороны Андрес идея о создании общества уважаемых граждан, осуществляющих самоуправление путем консенсуса, едва пережила смерть Дилюка. Самые властные люди быстро захватили контроль над деревнями и в большинстве случаев объявили себя и членов своих семей наследственными правителями. Андрес поворчала по этому поводу, но такая социальная система явно была устойчивой, и в конце концов Старейшины уступили Автаркам часть своей мистической «харизмы».

Однако Автарки постепенно отдалялись от своих подданных.

Среди смертных уже встречались долгожители. По-видимому, эксперименты Квэкс с геномами Фараонов действительно привели к распространению среди людей генов долголетия. И теперь Автарки подыскивали себе партнеров из семей, где обнаруживалась подобная тенденция.