Йэнна Кристиана - Дороги. Часть вторая.

Чем же он занимался все время – все время, пока Ильгет возилась с детьми, готовила материал для домашнего музея, работала в СИ? Да ничем. Когда дети уходили в школу, после завтрака валился в кровать и спал еще несколько часов. Уходил гулять с Ноки, и гулял с ней очень долго. Пристрастился ежедневно выпивать бутылочку-две довольно крепкого пива. Смотрел какие-то комедии... Это стало пугающе напоминать Питу.

Ильгет начинала чувствовать себя виноватой. Может быть, дело в ней? Пита стал таким, живя именно с ней. И вот теперь Арнис... Она не умеет чего-то, не может. Тем более, и в постели теперь почти ничего не получалось, да Арнис и не старался. Не получилось – и ладно. Ему это было безразлично.

Что же делать? Надо бросить все и заниматься только Арнисом. Но как им заниматься? Да и как она может бросить все – ведь дети... Ну как же он этого не понимает: она сейчас просто не может уделить ему много внимания. Дети важнее. Она и так разгружает его от всех обязанностей.

Обязанности... раньше они вообще не думали о детях и семье в таких категориях.

О нет, Ильгет пыталась, конечно, поговорить с Арнисом, выяснить, в чем же дело, что происходит. Он тоже понимал, что ситуация ненормальна. Но все попытки вызвать его на откровенный разговор разбивались о каменное молчание.

Может быть, у него другая женщина? Мог же он встретить кого-то на Анзоре? Ильгет как-то прямо высказала такое предположение. Не обвиняющим тоном, нет. Ей сейчас это показалось бы облегчением – по крайней мере, она знала бы, в чем дело, откуда весь этот кошмар.

Арнис посмотрел на нее с непонятным выражением. Покачал головой.

– Нет, Иль. Этого не будет, никогда. Лучше тебя нет никого. И я никого не встретил. Иль... пойми, это только мое.

Однажды ночью, в постели, он сказал ей.

– Иль, ты прости меня. Я понимаю, что мучаю тебя, что все это ужасно. Я очень виноват перед тобой. И вообще виноват. Я могу только обещать... что все это будет не очень долго.

Ильгет встрепенулась, повернулась к нему, обняла.

– Арнис... любимый мой. Я ведь люблю тебя, ты пойми. В чем ты виноват... ты не можешь быть виноват. Это тебя что-то мучает... ты боишься мне сказать, ты не хочешь. Я понимаю. Но я могу все понять. Честное слово!

Арнис погладил ее по голове.

– Спи, Иль. Не думай об этом, – сказал он изменившимся вдруг тоном, – есть вещи, которые лучше не знать.

– Но почему? – спросила Ильгет. Арнис не ответил. Тогда она заплакала. Арнис лишь прижал ее голову к груди и гладил – но так и не сказал ничего.

На следующий день он выпил в одиночку бутылку рома и лег спать рано. Ильгет остерегалась с тех пор заводить откровенные разговоры.

Она встретилась с Беллой и все рассказала ей. Та лишь головой покачала.

– Иль, я вижу, с ним что-то не так. Хотя в последнее время мы почти не встречались. У меня впечатление, будто он меня избегает.

– Да он вообще всех людей избегает.

Арнис и правда – совершенно перестал ходить в гости и будто шарахался от всех, кто приходит. Единственное общество, которое его еще устраивало – было общество Ноки.

(Ноки любила его, даже если он – убийца. И рядом с собакой он был достоин существования.)

– Иль, я не представляю, что делать. Он в глубокой депрессии. Что может быть причиной? – Белла задумалась.

– Знаешь, насколько я знаю Арниса – это чувство вины. Это его слабый пункт. Он сделал, наверное, что-нибудь плохое... действительно, плохое, если такая реакция. Предательство...

– Белла, если бы он совершил предательство и испытывал из-за этого чувство вины, он бы потребовал суда. Если бы, конечно, просто Дэцин не отдал его под суд. И его бы отправили на Сальские острова, в тюрьму.

– Значит, – сказала Белла, – он сделал что-то такое... то, что не заслуживает суда с нашей точки зрения. Но за что его мучает совесть.

Ильгет помолчала. Наверное, Белла права...

– Но что же делать-то? Он ни в какую не хочет рассказывать.

– А если он расскажет – это тебе поможет? Иль, ты не дави на него в этом смысле. Он если тебе расскажет, будет чувствовать еще себя виноватым и за то, что на тебя взвалил ношу.

– А так – нет? Так разве не взвалил?

– Иль, да взвалил, но с его, мужской точки зрения, видимо, некрасиво рассказывать тебе. Еще некрасивее, чем так. Надо думать не о том, что случилось, а о том, как помочь...

– Я не знаю, Белла. Я, наверное, не умею. Надо быть ласковой, надо как-то иначе его расшевелить... а я не могу. Не зря мне говорили, что я не женщина.

– Ну вот, еще только не хватало твоего чувства вины, – рассердилась Белла, – перестань, пожалуйста. Он же тебя выбрал такой, какая ты есть. Он тебя такой любил. Не надо ничего искусственного. А что делать... по-хорошему, одно: к психологу бы надо.

– Говорила – не соглашается.

– Знаешь что? Поговори с вашим командиром. Это у тебя Арнис не соглашается, а тот может ведь и приказать, не так ли?

Ильгет нашла совет Беллы вполне здравым и в тот же день позвонила Дэцину.

– Здравствуй, здравствуй! – дектор выглядел вполне бодро и весело, – как жизнь, птичка?

– Хорошо.

– Возвращаться не собираешься? В середине мая начнем тренировки.

– Может быть, – сказала Ильгет, – в принципе, Дара уже большая, я подумывала. Я хотела с вами поговорить об Арнисе.

– Об Арнисе? – Дэцин стал серьезным, – ну давай.

– Может быть, мы встретимся где-нибудь?

Договорились о встрече в «Синей вороне». При ресторане была и детская Группа, что для Ильгет очень удобно.

– Вот что, – сказал Дэцин, выслушав Ильгет, – дела у Арниса действительно плохи.

– Вы знаете, я спросила его: может быть, это сагонская атака? Так он даже рассердился: что это за манера у нас, говорит, все списывать вечно на сагонов. Дело даже не в том, что на Квирине сагонов не бывает. Дело в том, что мы совсем уже совесть потеряли, как что случается – сагоны виноваты. Как будто у нас самих нет свободы воли. Как будто мы сами ни в чем не виноваты.

– Да, он где-то прав. И здесь – действительно – сагоны ни при чем.

– А вы знаете, в чем дело? – спросила Ильгет.

– Я... может быть, и знаю. Но это неважно сейчас. Так вот – Арнису я приказывать не буду. Психолог его не спасет.

– Вы уверены? А если хотя бы попробовать?

– Иль, я знаю, что с ним происходит. Понимаешь? Знаю. Но есть вещи, в которых человек только сам себе может помочь.

– А мне-то что делать... – пробормотала Ильгет. Она чуть не плакала.

– Тебе? Терпеть.

Ильгет встала, отодвинула стул и пошла, не прощаясь. Это была ссора. Дэцин смотрел ей вслед, прихлебывая ву.

Нехорошо получилось. Опять нехорошо. И всегда получается нехорошо.

Господи, да когда же Ты меня от этого избавишь!

Дэцин настоял на том, чтобы вся декурия Арниса прошла курс реабилитации. Все десантники сейчас были в санатории. Хотя случившееся подействовало на них по-разному. Но сам Арнис наотрез отказался лечиться. Приказать... они думают, это так просто. Но это как раз тот случай, когда нельзя лишить человека свободы, данной Богом.