Ольга Чигиринская - Сердце меча

Эта надежда оставалась тем более зыбкой, что станции не были локализованы в каком-то одном месте, они дрейфовали, патрулируя каждая свой сектор планеты, и могли оказаться где угодно: над горами, в облаках, подо льдом в океане.

Времени терять было нельзя. У «Паломника» был лишь один облет планеты в запасе, чтобы снять карты и выбрать место для посадки — на большее Дик не мог рассчитывать. Их наверняка засекут. Картаго была поделена между наблюдателями как яблоко, на четыре дольки, и Дик направил корабль вдоль терминатора — таким образом ему оставалось проскочить всего две зоны патрулирования. Это, соответственно, вдвое уменьшало вероятность обнаружения — которая в представлении юноши равнялась плюс бесконечности. Он порой ловил себя на том, что почти желает, чтобы их засекли — и закончили дело одним ударом: напряжение было невыносимо.

Дик не спал больше суток и покидал интерфейс-модуль только чтобы пойти в туалет. Скованные льдом горы и равнины Картаго проносились перед его глазами далеко внизу, и термосканер упорно искал признаки жизни.

Наконец, Дик сделал выбор — небольшой поселок в горах, в каких-то шести-семи километрах от белой равнины, с одной стороны охваченной океаном, а с другой — цепью гор. Еще один оборот (семьдесят шесть минут) — и можно будет заходить на посадку. Сантор рассчитал траекторию. Можно было начинать расстыковку через сорок минут.

— Рэй, — сказал юноша. — Объяви по кораблю часовую готовность. И на всякий случай… Динго надо не только запереть, но и привязать. Попробуй уложить его на мою койку.

— Да, сэнтио-сама.

Рэй вернулся через несколько минут и нашел Дика все в той же позиции — в модуле, только визор он сдвинул на лоб и покусывал соломинку от энерджиста.

— Рэй, ты их знаешь, — сказал он. — Расскажи мне.

— О ком, капитан?

— О Рива. Я же собираюсь идти к ним и просить о милосердии. Они способны…?

Рэй пожал плечами.

— Да, конечно. Когда они увидят милорда Джека, они не смогут отказать в помощи такому маленькому мальчику…

Он встретил колючий взгляд Дика и после паузы добавил:

— Война — совсем другое дело.

— Но с ними война продолжается. Империя не заключала мира.

— Я думаю, сэнтио-сама, что это все же не то… Как вам сказать… Вы сами пока ничем не провинились перед ними. Если бы «Паломник» захватили в бою — это было бы одно, а так — совсем другое. Одно знаю точно: они не откажут в помощи. На Картаго нельзя оставить человека на улице, если он просится к тебе в дом.

— А вы? А ты, Рэй?

Гем сощурился и скулы его на миг затвердели.

— Есть вещь, которую они ненавидят больше всего. Это ложь и предательство. Гемов это, конечно, не касается… Люди не держат ответа перед крысами, крысы не держат ответа перед людьми, — Рэй оскалился, проговорив слова, которые Дик уже слышал от Мориты.

— Но ты не крыса! — сказал юноша.

— Так вот то-то и оно, что я больше не крыса и не хочу снова ею становиться. Откуда я знаю, как поступят со мной, если таких, как я, раз два и обчелся?

— А если мы скажем, что ты… и другие гемы…

— Про других можете говорить что угодно, — Рэй стукнул по полу хвостом. — А я умру свободным человеком, если уж мне суждено умереть.

Дик подумал и кивнул. Рэй подождал каких-то слов, не дождался и сказал:

— Сэнтио-сама… Может, вы скажете им…?

— Нет, — Дик мотнул головой. — Не сейчас, потом.

— Ну, как знаете.

— Может… нам попробовать выдать себя за вавилонян? Откуда-то с Кусанаги…

— Нет, не пытайтесь. Я же сказал — они больше всего ненавидят ложь. А вы врать не умеете — что миледи, что вы, сэнтио-сама.

— Ладно, — вздохнул Дик. — Десятиминутная готовность!

— Да, сэнтио-сама, — отозвались тэка с двигательной палубы. Дик вздохнул и перекрестился.

— Я любил их и до сих пор люблю, — вдруг сказал Рэй тихо.

— Что? — не понял Дик.

— Нас, боевых морлоков, запечатлевают на любовь — но не к одному хозяину, а к целому клану. Ко всему дому Рива. Это не так сильно, как с одним хозяином. Но у меня до сих пор сердце дрожит, когда я напеваю про себя «Песню Бессмертных». Это не помешает мне, если что, драться, капитан. Просто я хотел, чтобы вы знали. Я смотрю туда, вниз — и разрываюсь. Одна моя половина туда не хочет. Ненавидит это место и этих людей. А другая… Нам показывали Картаго с орбиты. Я смотрю сейчас и другая моя половина думает: нет на свете ничего прекраснее…

— Спасибо, Рэй, — шепнул Дик. — Что я могу для тебя сделать?

— Оставайтесь собой, сэр, — подумав, ответил морлок.

Через десять минут гондола «Паломника» отделилась от носителя и, обогнав его, пошла вниз, к планете. Еще через десять минут она врезалась в верхние слои атмосферы. Сторонний наблюдатель увидел бы радужный ореол силовых полей, охвативший гондолу, а потом — алое свечение, становящееся все ярче и ярче — вокруг корабля начинало образовываться облачко плазмы: атмосферное трение под действием силового щита создавало поле высокого давления и температуры. Дик шел очень рискованно, почти не снижая скорости, планируя начать торможение уже у самой земли, под нижней границей облаков, на пределе возможности гравикомпенсаторов. Так он хотел снизить риск обнаружения.

Рэй чувствовал себя лишним. Он находился в рубке «на всякий случай». Дик откровенно объяснил, на какой именно: Рэй, по идее, должен переносить перегрузки лучше, чем человек — а так оно и было, ведь десант есть десант, и драйверам-десантникам приходилось каждый раз делать то же, что сейчас делает Дик — да еще и под огнем. Но Рэй знал, что если этот «всякий случай» все-таки случится — то есть, если Дик от перегрузок потеряет сознание — то он, Рэй, сможет вытянуть «Паломника» только чудом.

По совету Рэя несколько пустых трюмовых отсеков приготовили к экстренному сбросу — если системы наблюдения их засекут, пусть ловят кроме них еще и несколько ложных целей. Их было четыре и Дик решил сбрасывать их по очереди, когда сантор начнет тридцатиминутный отсчет.

— Тридцать минут до цели, — сказал сантор, и Дик отдал команду:

— Отсек 2-Д, сброс.

Легкая дрожь — отсек отделился, вышел за пределы силового поля «Паломника» — и тут же вспыхнул в атмосфере и пошел вниз кометой.

— Сброс завершен. Двадцать девять минут до цели…

Двадцать девять минут… Рэй скривил губы — как знакомо. Десантные катера идут вниз, в султанах атмосферной плазмы, и приборы ведут минутный отсчет. Двадцать девять минут — время, за которое можно двадцать девять раз умереть.

— Двадцать восемь минут до цели…

А драйверы десантных катеров были порой всего тремя-четырьмя годами старше Дика. Прокладка курса, маневры входа и выхода — это мастерство. Десантному драйверу куда больше требуется удаль и безупречная реакция.