Ольга Чигиринская - Сердце меча

Вот гад, ухмыльнулся кто-то внутри Дика. Собака на сене — сам не может, другим не даст. Как же он, должно быть, изводился от этого — подкалывал Дика на тему «лучшая девчонка — правая ручонка», а сам не может даже рукоблудить, только облизываться.

Дик поднял глаза на Мориту и увидел, что тот слегка улыбается. Морита разделял с ним злорадство, как друг делит с другом чарку вина.

На мгновение Дику показалось, что перед ним бес. Да нет, чушь. Морита был обычный человек, хоть и вавилонянин, и злорадствовал он как обычный человек, и утешение, которое он предложил Дику, мог бы предложить кто угодно, кроме людей совсем уж святых: расслабься, парень, не кори себя — твои обвинители тоже изрядная мразь…

А ведь Вальдер обжегся и утратил мужскую силу, когда их корабль прикрывал отход транспортников с гражданским населением станции Паллада. Высокочастотный залп прорвался скаозь защиту, и вода в теле Вальдера разогрелась так, что его глаза и семенники сварились в нем живом. Половина внутренних органов у Вальдера была заменена нанопротезами — но никакой нанопротез не исцелит бесплодия. Вальдер — молодой, здоровый и полный сил мужчина, ему бы жениться и завести детей, в монахи он не собирался… И теперь он страдает наверняка не меньше, чем Дик, потому что они любили одну женщину, а она оказалась… не будем говорить, кем, чтобы ругательством не брать грех на душу. Это… Это… это как если бы Сирано вдруг обнаружил, что Роксана даже не замуж выйти за Кристиана хочет, а так с ним переспать. Ну да, Сирано не стал бы за это бить Кристиана лицом о столб… Но не всем же быть такими, как Сирано.

И тут мысль, которая крутилась где-то на дне черепа, вырвалась на поверхность.

— Морита-сан, — сказал Дик. — А ведь вы не меняли фильтры. Когда меняют фильтры, вентиляторы в воздуховодах сами отключаются. А они работали, я слышал.

— Ты уверен? Вы ссорились бурно, дошло до толканий с лестницы.

Дик покачал головой и Моро улыбнулся. Они опять поняли друг друга без слов: каждый, чья жизнь проходит в космосе, привыкает вслушиваться в музыку корабля, равномерное гудение и вибрацию его систем. Если что-то изменяется — он это слышит.

— Разве я сказал что-то не так? — черные брови вавилонянина чуть приподнялись. — Между вами все происходило иначе?

— Нет, вы угадали, — опустил голову Дик. — Хотя я не знаю, как…

— Немножко знания людей, и, если хочешь, классической литературы. Ты уже знаком с господином Журденом и Гамлетом — а как насчет Федры?

— А что Федра? — не понял Дик. — Планета как планета.

Моро хохотнул.

— Суна-кун, ваше невежество просто очаровательно. Вы слышали что-нибудь о древнем царе Тезее?

Так значит, звезда Тезей названа в честь древнего царя, подумал Дик. Век живи, век учись. Он покачал головой.

— Это был царь в языческой Греции, — сказал Моро. — У него была жена Антиопа, царица амазонок — это были женщины-воины, вроде нынешних амазонок Христовых, и так же соблюдали обет целомудрия, поэтому когда Антиопа вышла за Тезея замуж, товарки не простили ее и убили. Но после нее остался сын Ипполит, который тоже решил посвятить себя богу, — Моро усмехнулся. — Языческому богу целителей Аполлону. Он тоже принес обет целомудрия. А Тезей тем временем женился второй раз, на девушке по имени Федра. Мачеха была ненамного старше Ипполита и полюбила его. Добродетельный юноша отверг ее притязания, и тогда она обвинила его перед Тезеем в попытке изнасилования. Тезей в гневе проклял его, и, когда Ипполит ехал в своей колеснице, из моря показался бык, напугал его коней — и они разбили колесницу. Юноша погиб, Федра с горя повесилась. Вот такая вот история.

— Похоже на Иосифа и жену Потифара, — сказал Дик.

Выпитое бренди слегка ударило ему в голову — она была теперь легкой; тошнота улеглась.

— Все эти истории похожи друг на друга, — пожал плечами Моро. — Потому что друг на друга похожи все женщины. Ярость отвергнутой женщины — это страшная штука. Я предпочел бы иметь дело с мужчиной, чьего друга убил, чем с женщиной, которую отверг…

— Леди Констанс не такая! — горячо возразил Дик.

— Да, она исключение. Она чем-то похожа на тебя — вся отдана служению. И хотя я восхищен ею, отчасти мне ее жаль.

— Она… она… — Дик подыскивал слова, но самое подходящее — «совершенство» — пришло в голову первым не ему, а Моро.

— Да, она совершенство — настолько, насколько это возможно смертному человеку. И я не хочу даже думать, какой кровью это дается ей. Малейший ее промах — и стервятники накинутся… как на тебя.

— Да я-то тут при чем…

— Людям очень трудно терпеть рядом с собой кого-то, кто лучше них во всех отношениях — тогда они сильно проигрывают в сравнении. Легче, когда у такого человека есть какой-то прокол, какая-то маленькая слабость. Если бы у леди Констанс был какой-то милый и смешной грешок, все бы вздохнули облегченно и успокоились.

— Да никто и не беспокоится особо.

Моро усмехнулся.

— Ты просто не видел, как относятся к ней равные.

— А вы видели?

— В лучшие времена я почитывал столичные газеты.

Дик чувствовал, что Моро намеренно уводит разговор куда-то в сторону и ухватил за хвост то, что считал важным, пока оно не убежало.

— Морита-сан, ну, а если бы… вы не угадали? Если бы виноват был я, а не Бет?

Моро посмотрел на него, словно прикидывал что-то.

— Я был уверен на девять десятых, — сказал он. — Потому что я немножко знаю Бет, немножко знаю тебя и привык доверять своим суждениям о людях. Ты знаешь, что запотевшее стекло, по которому написали пальцем и стерли, запотев снова, показывает стертый рисунок?

Дик опустил ресницы, трогая языком разбитую губу.

— Морита-кун, но если бы вы ошиблись, это была бы такая скверная ложь, что хуже, наверное, и не бывает…

— Я просчитал последствия для тебя и для Бет. Даже в этом случае наказание, которому подвергли бы тебя, было несоизмеримо с неприятностью, которую ты причинил бы ей — особенно учитывая то, что она сама этого хотела.

— Я бы заслужил это наказание.

— Это лишь твоя точка зрения. Позволь мне иметь свою. Она соблазняла тебя, ты поддался — даже этот синяк является вполне достаточной сатисфакцией.

— Я не должен был поддаваться.

— Почему? Ты когда-нибудь задумывался над этим? Почему ваш Бог, которого вы зовете благим и подателем всякого блага, запрещает самое невинное из удовольствий?

Он склонился к Дику так, что лица их оказались на одном уровне, и тихо, распевно проговорил: