Владимир Контровский - Колесо Сансары

Конечно, если бы не Марина и туземцы-проводники, нам нечего было бы и думать пускаться в путь через джунгли. Сначала многие боялись, что индейцы заведут нас куда-нибудь не туда, откуда нет дороги назад, и где гнить нашим костям до Судного дня, однако нет, обошлось. Дикари ведут нас правильно и при этом подобострастно кланяются Кортесу и бормочут что-то о детях их отвратительных языческих богов, которые наконец-то вернулись. Что всё это значит, удалось выяснить через Марину: оказывается, у дикарей бытует легенда или предание о рослых белокожих и бородатых богах (или что-то в этом роде), давным-давно ушедших на восход солнца, но обещавших непременно возвратиться. И возвратились - мы. Именно поэтому туземцы в том самом первом попавшемся на нашем пути прибрежном городе не стали хвататься за копья и усаженные обсидиановыми осколками дубины, а совсем даже наоборот - принесли нам и хлеб, и мясо, и диковинные плоды. И вообще - перешёптывались между собой боязливо, и бросали на нас благоговейные и исполненные почитания и суеверного страха взгляды, и выглядели готовыми исполнить любое наше желание.

Вот там-то мы и нашли первое в этой стране золото. Точнее, его и искать не надо было - дикари принесли драгоценный металл сами, в слитках и в виде всевозможных изделий и утвари. У многих тогда загорелись глаза, и слова Эрнандо о том, что мы пойдём дальше, к сердцу страны, перед которым первый увиденный нами город индейцев не более чем захолустная деревенька перед великолепием Мадрида, мы встретили с полным пониманием и согласием. Разве настоящий испанский идальго откажется от приключения, которое сулит ему золото, много золота? Да и нести погрязшим в язычестве туземцам свет истинной веры есть дело богоугодное - в том и состоит первейший долг верного сына матери нашей святой католической церкви. Ведь именно так шли когда-то предки наши против неверных сарацин крестовыми походами освобождать гроб Господень. А для упорствующих в ереси заблудших душ - тут Сааведра прав - добрая кастильская сталь и очистительное пламя костра лучшее средство. Господь наш милосерд, только язычники не всегда это понимают - вот и приходится объяснять им подоходчивее…

Идти тяжело, но никто не ропщет. В конце концов, перспектива разбогатеть куда лучше беспросветного нищенского существования в обшарпанном отцовском замке, который давно уже утратил былое величие времён Реконкисты, или службы в королевской армии за пару песо с очень высокой вероятностью сложить голову в каше европейских войн - дома нет, да никогда и не было сколько-нибудь долгого и прочного мира. Я не против войны, но сражаться без выгоды неинтересно. А здесь - здесь хоть знаешь, за что рискуешь (особенно после того, как видел местное золото собственными глазами)! И если уж угодит в лицо камень из пращи или стрела с кремнёвым наконечником, так на всё воля Всевышнего. Пока же Провидение к нам благосклонно, и остаётся надеяться, что так будет и дальше. Вот только скорее бы кончился этот проклятый лес…

Армия сынов Ромула по праву считалась лучшей армией Древнего Мира. Впитавшая в себя боевой опыт множества народов, спаянная жёсткой дисциплиной, имевшая наиболее совершенное для своего времени наступательное оружие и оборонительное снаряжение, именно она сделала город на Тибре столицей всей Ойкумены. Солдаты Рима были обучены сражаться где угодно: в чистом поле, в сомкнутом и в рассыпном строю, на стенах и под стенами крепостей, на улицах городов и на качающихся палубах галер, в лесных дебрях и в теснинах горных ущелий. Против легионеров не выстояли ни сплочённые шеренги македонской фаланги, щетинившейся длинными сариссами; ни нестройные толпы варваров, сильных только лишь своей отвагой; ни опытные в военном деле наёмники городов-государств на островах и побережье Моря. Любой народ владел, как правило, какой-то одной привычной для него тактикой - тактика легионов была разнообразной и соответствующей конкретным условиям сражения. И латиняне сумели первыми в кровавой истории войн создать пехоту, имеющую оружие и ближнего, и дальнего боя.

Сближаясь с противником на расстояние нескольких десятков шагов, солдаты по команде центурионов дружно метали в неприятеля град пилумов - копий с гранёными наконечниками из плохо прокованного железа. Большая часть копий вонзалась в щиты, наконечник гнулся, и древко копья волочилось по земле. Извлечь вражеское оружие времени уже не оставалось, - легионеры переходили с шага на бег и кидались в атаку, - а прикрываться щитом, в котором застряла двухметровая жердь, не слишком-то сподручно. Оставался единственный выход - бросить щит, резко повышая тем самым свою собственную уязвимость. А мечи легионеров - гладиусы , с длиной лезвия в локоть, - являлись идеальным инструментом для того, чтобы рубить, колоть и резать в душной тесноте рукопашной схватки.

Стяжавшая славу непобедимой, армия Рима шла от триумфа к триумфу, быстро забывая горечь временных поражений (но не забывая извлечь из них уроки). Остановить победное шествие легионов смогли только подвижные лёгкие конные стрелки-парфяне, уклонявшиеся в песках от боя грудь в грудь и засыпавшие медлительную пехоту Красса ливнем страшных, пробивающих доспехи стрел. После разгрома знаменитый римлянин наконец-то утолил сжигавшую его всю жизнь жажду богатства: отрубленную голову полководца победители бросили в чан с расплавленным золотом - пей! Но до этого ещё далеко…

А сейчас, увенчав штурмом почти трёхлетнюю осаду, легионы идут по горящим улицам Кар-Хадташта, ступая по лужам крови и оставляя на камнях кровавые следы грубых солдатских калиг. Отчаянное и безнадёжное сопротивление жителей города уже ничего не решает: ну выиграют ещё час, ну ещё день перед тем, как умереть или надеть ошейник раба. Да и трудно неумелым и слабым женщинам и немощным старикам с палками и камнями сопротивляться панцирям и мечам вышколенной тяжёлой пехоты латинян.

Некогда великий город пожирает пламя пожаров. Огню всё равно, что станет для него пищей: роскошный дом аристократа или лачуга бедняка - горят они одинаково весело. Рушатся стены, укрывавшие от дождя, ветра и зноя; рассыпаются золой столы, за которыми ели; превращаются в пепел ложа, на которых спали, любили и рожали детей. Улетают в небо чёрным дымом надежды и чаяния, несбывшиеся мечты и неосуществлённые желания. Город горит…

Зависть к накопленному Кар-Хадташтом богатству, к его силе и влиянию; страх, проникший в души сынов Лациума после разгрома при Каннах, когда дорога на Рим была открытой для нумидийской конницы Ганнибала; стремление завладеть чужим достоянием - всё это слилось и переплавилось в горниле властолюбия в обжигающую ненависть. И теперь ненависть эта выплеснулась наружу и потекла на гибнущий город.