Дмитрий Байкалов - Закон Дальнего космоса

- Мутотень какая-то.

- Ну, это я, значит, неправильно объясняю, - поворачивается к иллюминатору, - но тогда очень мне это в душу запало.

- И ты остался?! - Тут уж и я бросаю карты. - Променять свободу на бредовый сон? Брешешь!

Снова он ко мне, глаза в глаза.

- А что свобода? С Христом, - говорит, - я и в тюрьме свободен, а без Него и на воле тюрьма.

- Ну-ну! - усмехаюсь я, а про себя завидую.

Все-таки что-то настоящее здесь чувствуется… Страсть, как завидую! И не сплю следующей ночью, и гляжу на черный силуэт этого чудика. А он тоже не спит. Повернулся ко мне спиной и бормочет что-то себе под нос. И правой рукой все обмахивается, словно комаров отгоняет.

Эх, сюда бы хоть одного комарика! Ну какая-то живность… Пусть бы гудел себе всю ночь… Пусть бы кусал… Эх!

- Локи! Локи! Локи!

Кис, Содом и Гришка водят хоровод вокруг меня. Они срывают с себя ошметки плоти, раскрывая извивающиеся стальные скелеты. Глаза-диоды пылают красным светом.

Они зовут, выкрикивая мое имя. Если отзовусь - превращусь в андроида. Руками зажимаю рот. Только бы ничего не сказать. Только бы…

Челюсти против воли раскрываются.

Крик!

Просыпаюсь в поту.

Сегодня у нас событие - к Гришке пришел священник. Оказывается, можно вызвать себе попа, иногда они облетают астероидные тюрьмы.

Интересный такой. Борода у него. Рыжая. Крест на груди. Одежда черная до пола, вроде халата. Долго они с Гришкой шепчутся, я не подслушиваю, смотрю на звезды в иллюминаторе. Гришка тоже звезды любит. Говорит, мол, это - икона величия Божия.

Священник встает, Гришка кланяется и складывает ладони лодочкой. Сам так и светится. Конечно, ведь это настоящее. Эх, вот бы и мне… Постой-ка… А почему нет? Я вскакиваю.

- Отец!

- Да?

И тут в голове стреляет: “Вот же “кукушка” - поп! Точно! Кому еще арестанты все выложат?” Застываю на полушаге.

- Я… ну… можно вас потом… как-нибудь вызвать?

Рыжий бородач пожимает плечами.

- Направьте запрос на имя начальника. Во время следующего облета вас посетят - я или кто-то другой.

- Спасибо.

- Не за что.

Дверь отходит сторону, выпуская священника в коридор. На душе коричневой накипью оседает досада. Откуда она взялась?

- Ну что ты лыбишься? Чего тебе твой поп наговорил?

- Он знает.

- Что знает?

- Что я не убивал.

У меня челюсть так и отпала. А этот сидит по-турецки и сияет, как солнышко.

- Оговорили меня, Локи. Вот и сел я. А к нему на исповедь настоящий убийца приходил.

- И что теперь?

- Ничего. Так и буду сидеть.

- То есть как? А поп разве не донес?

- Да ты что? Тайна исповеди! Ему нельзя. Но меня и то греет, что хоть кто-то знает: я не убивал. И матери он моей написал анонимно. Здорово-то как! Слава те, Господи!

- Эй, а как же сон тот? Это что, все гон был?

- Да нет, Локи. Есть мне за что сидеть. Другие грехи.

- Какие еще?

- Ну… - запнулся. Глаза опустил, улыбка слезла. - Как-то залетела от меня… подруга одна. А я ей - твои проблемы, пошла вон. Испугался, в общем. Думал, зачем жизнь осложнять? Может, это и не мой ребенок. А она вот… с моста и - все. Нашли через несколько дней… - Опять в стену смотрит. - Мне во сне том… она-то и показывала лист… с моей жизнью.

Тишина. Звездные россыпи за иллюминатором. Гришка на прогулке. Неспокойно. Что-то зреет внутри, как нарыв. Вот-вот прорвется той тайной, что не дает мне покоя уже два года.

И вдруг - словно вспышка в мозгу.

Разве Киса не стали чаще бить током, едва он мне свою методу рассказал? Разве не повысят срок Содому за то, что я спровоцировал его нападение? Разве не разговорил я только что Гришку на новую статью?

Я чувствую, как пальцы немеют. В висках стучит молот.

Не может быть! Нет!

Но разве не станет “кукушка” достовернее, если будет считать себя настоящим человеком?

Голова кругом. А может, все-таки совпадение? Может, вообще никаких “кукушек” нет, а Кис все выдумал?

Зубы впиваются в указательный палец. Боль! Сильнее! До каркаса! Нет!!!

Красные вмятины на месте укуса. Нет, не может быть так просто. Они должны были это предусмотреть. Все физические ощущения.

Как же быть?

Постой-ка! А что там Гришка про молитву бормотал? Если как следует, то почуешь отклик.

Только живой человек почувствует Бога. Железяка-то - нет.

Я сползаю с койки на пол. Меня трясет. Падаю на колени. Взгляд мечется по стене. Вот он - крестик! По лбу стекает холодная капля. Уж я буду как следует! Если я настоящий… Как же начать? Как это делается? Если я настоящий…

Вдох - глубокий, судорожный.

- Господи!

Славится мастерами Восточное побережье. Имена великих умельцев, достойных упоминания в годовых записях, прозвучали от степных курганов пограничных окраин до четырех морей, омывающих теплые земли благословенного края. А лучшие из лучших жили в селении Логва, которое насчитывало около тысячи домов в дни процветания, в смутные же переписи не велись.

Кого ни назови - пример для подражания. Мастер Тайшо из Логва был возвышен из деревенского старосты до придворного чина второго советника благодаря своей мудрости. Во времена Второй династии, когда наследные войны разорили край и люди впали в дикость, мастер Гок, как указано в записях, отложил инструменты и взял в руки двузубое копье, чтобы истребить мятежников и вернуть трон законному наследнику. Рядом с трактиром, что близ перевала Цветов, на могильной плите еще можно разобрать надпись, гласящую, что здесь погребен мастер Пагун, отдавший за бесценок родовое имение, чтобы выкупить своего ученика из плена у северных кочевников.

С тех пор свитки годовых книг заполнили не один и не два зала архивных палат, хотя многие записи стали кормом для грызунов во времена смут и волнений. Воинские подвиги забыты, торговые дела в почете, а на улицах мальчишки распевают песенки не о богатырях пограничья, а про удачливых купцов и хитрых посредников между людьми и большеглазыми дьяволами из Фактории. Но все же имя Ганзака из Логва, лучшего мастера молитвенных беседок, знают даже в столице. Люди состоятельные в праздничные месяцы толпились у его ворот, чтобы заказать беседку - поминальную или же свадебную, не отказывал он порой и простолюдинам, когда выпадали свободные дни, ну и чтобы ученики набили руку.

В девятый месяц четвертого года правления под девизом “Спокойствие и достаток” у дверей мастера заказчики простояли бы втуне - Ганзак отбыл на север, и даже староста деревни, выписавший подорожную, не знал, когда он вернется.

Поговаривали, что Ганзак отправился ко Двору, но, как сказано, “люди сегодня скажут одно, завтра другое - верить им или своим глазам?”.

Между тем мастер и впрямь шел в столицу. Его сопровождал подмастерье Идо, вооруженный деревянной палицей с медными шипами. Идо прибыл из провинции Саганья, дабы постичь искусство пилы, рубанка и резца. За два года он в совершенстве овладел пилой, и мастер уже решил, что ученику можно дать первые уроки владения простым рубанком, а лет через шесть подготовить к испытанию. Но Звезды и Небо решили иначе.