Дж. Грегори Киз - ТЕМНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ: РОЖДЕНИЕ ПСИ-КОРПУСА

– Потому что Фиона любит тебя.

Стивен знал, что ему не скрыть до конца потрясение. Он почувствовал, что перехватило горло.

– Что?

– Она очень волнуется за тебя. Ты много для нее значишь, я в этом уверен.

– Нет достаточных оснований доверять кому-либо.

В деревьях зашумел ветер, и Стивена затрясло от холода.

– Мы должны прижаться друг к другу или замерзнем, – сказал Мэттью. – Иди к нам.

– Нет, спасибо.

– Не ради себя, ты нужен нам с Реми.

– Может через минуту.

– Я действительно настолько тебе не нравлюсь? – спросил Мэттью.

– К чему ты клонишь?

– Не хочешь отвечать?

Стивен на секунду закусил губу, но потом ответил:

– Ладно; нет, ты мне не нравишься. Ты воспользовался преимуществом над Фионой и больше не отпускал ее. Ты ее использовал, чтобы стать важной шишкой – все в сопротивлении любят тебя, и все потому, что ты женился на ней. Черт, да все подполье развалится без вас, ребята. Каждый делает то, что делает, ради вас, не потому, что это правильно, хорошо или разумно – но потому, что хочет подражать вам.

– Что ты несешь? Каким это преимуществом над Фионой я воспользовался?

– Они устроили ей промывание мозгов. Старая техника. Отрезать кого-нибудь от всех контактов с внешним миром, дождаться, пока он не начнет сходить с ума, а потом подступиться к нему с ласковым голосом и сладкими обещаниями. Так фиксируется привязанность, как у птенца. Только в тот раз на месте Пси-Корпуса оказался ты, не так ли? В таком состоянии она влюбилась бы в кого угодно.

– Не забывай, я и сам был в таком же состоянии. Когда я потерял ее – они вытащили ее из камеры, – то чуть не умер. Я сломался. И сломаюсь снова без нее. Думай, что хочешь, Стивен, но если ты думаешь, что все сводится к одной этой привязанности, то ты за пять лет так ничего и не заметил.

– Заткнись.

– Или может быть дело в другом. Может это ты хотел оказаться на том месте, в камере с ней. Ты подпрыгнул как напуганная кошка, когда я сказал, что она любит тебя. Может ты просто не отдаешь себе отчет, насколько ты любишь ее?

– Заткнись.

– Почему ты не убил меня там? Ведь мог. И знаешь, что хотел.

Слепой, убийственный гнев взметнулся в Стивене, полыхнул и исчез, как молния:

– Ты сканировал меня?

– Не было нужды. Почему ты не убил? Думаю, вот хороший вопрос.

Стивен уставился в серые тучи. Его голос вдруг зажил отдельной жизнью, будто стал птицей, которая поет по собственной воле:

– Я не убил тебя, потому что это ничего не изменило бы. Поверь, если бы я думал, что твое устранение может принести мне Фиону, я бы сделал это так быстро… – он оборвал себя и начал заново. – Но это ведь невозможно, понимаешь? Она не полюбит меня больше, чем сейчас, а может даже возненавидит меня за то, что позволил тебе погибнуть. Так что со мной ты в безопасности.

Мэттью положил ему руку на плечо:

– Я знаю, Стивен. И знал до того, как спросил. Я просто не был уверен, что знаешь ты. Теперь, пожалуйста, иди сюда, чтобы мы все не замерзли.

– Пожалуйста? – добавил Реми.

Серый рассвет застал их жавшимися друг к другу на земле. Он проснулся, осторожно, очень осторожно выбрался из-под руки Реми, встал и отошел, чтобы деревья и туман скрыли от них его слезы.

Он давным-давно ни с кем не спал.

О да, секс у него был. Его не боготворили, как Фиону и Мэттью, но он был героем революции, а женщины, рвущиеся в постель героя, всегда найдутся. Но он никогда не спал с ними, не проводил ночь.

Сны телепатов. А когда телепаты касаются друг друга во сне, их сны сливаются…

Реми. Его сознание было разбитым калейдоскопом, в котором каждая мысль преломлялась так, что теряла всякий смысл. Но он знал, что его папа и мама погибли, знал это всем существом, и от того, что он не мог это выразить, потеря не становилась меньше. Нет, она была только горше.

И Мэттью – в снах Мэттью была одна Фиона, ее темно-рыжие локоны, сладость ее губ, нежность к ее телу, миры среди миров, которые они разделяли. Все то, чего у Стивена никогда не будет. Но все это было ничто – даже волосы, кожа и плоть были просто чем-то, чем-то, что он мог бы присвоить, если бы убил Мэттью и похитил ее, и неважно, что он наговорил прошлой ночью.

Но он никогда не получит того, что Мэттью чувствует. Стивен не сомневался, что любит Фиону, но по сравнению с Мэттью он был то же, что и мотылек по сравнению со сверхновой. Чувства Мэттью были столь грандиозны, столь ярки, столь неподдельны, что заставляли его стыдиться своих бледных эмоций.

И она тоже это чувствовала. За тысячи миль, в своих снах они как-то соприкасались друг с другом – прикосновением более легким, чем невидимая ресничка, лежащим вне пределов мыслей и воображения. Может быть, они даже не замечали этого, но теперь заметил он.

Поэтому он рыдал там, среди елей, пока снова не пошел снег, и тут возникло чувство, что его сердце сжалось, осознав внезапно, насколько в нем пусто. Съеживалось, увядало – даже его ненависть к Мэттью была ложью. На самом деле, даже его любовь к Фионе.

Следовательно, у него ничего не осталось, не так ли? Кроме его задания.

Он должен всегда держаться этого знания, сосредоточиться на задании. Беда была в том, что он больше не знал, в чем оно. Остаться в подполье навсегда, вечным предателем, и при этом изо всех сил работать на них? Может его никогда не отзовут, не вернут в Корпус? А не стоит ли покончить с этим прямо сейчас, сдать Мэттью и пацана и вернуться домой? Наверняка не этого хотел от него директор, но кто мог знать, что на уме у спятившего старика?

Холод еще более сильный, чем погода вокруг, пронзил его. Что если старик умер? Что если все его рапорты уходят в пустоту, и никто даже не подозревает, кто такой Стивен Уолкерс, что он работает под прикрытием, ни одна живая душа?

У снега не было для него ответов, так что он вернулся и разбудил Мэттью и Реми. При небольшом везении, они смогут закончить путешествие к концу дня.

Около полудня они заметили на горизонте милю или около того огней поезда и смотрели, как они исчезают вдалеке. Они двинулись параллельно рельсам, зная, что они приведут в город.

Так и вышло, хоть и не сразу. Мэттью, конечно, ухитрился вспомнить имя местного контакта. Стивен – как наименее подозрительный, не раненный и способный объясниться – направился в местный универмаг, сборное сооружение, обросшее за тридцать лет оленьими рогами, шкурами и старыми дорожными знаками. Дверной звонок громко тренькнул, когда он вошел. Владельцем оказался скучный на вид мужчина в бейсболке, с морщинистой, словно выдубленной квадратной физиономией.

Стивен сказал хозяину, что разыскивает Расса Теллинга, но тот не мог припомнить такого имени, пока Стивен не купил маринованное яйцо за двадцать пять североамериканских долларов. Тогда он получил, наконец, указания, и, следуя им, они через несколько часов после заката оказались в конце разбитой дороги у избы, двор которой был полон собак, на вид подозрительно напоминавших волков.