Александр Грог - Время Бригадиров

Ножные путы метропольскому пленнику, однако, не срезал: подумал, а ну как он скор на ногу, сдернет до общего решения - лови потом! Потей на лишней работе. Да, ножные ему особо и не мешают: ходить мелким шагом можно… Любопытный. Ходит и все трогает, удивляется. Кто многому дивится, тому и люди дивятся. Такого, поди, и заход солнца не остановит - будет шлындать, приключения искать. Недолюбливал Бригадир таких неумных людей. Должно быть, потому, что когда-то сам себя не любил. Сам был такой по молодости. Чем старше возрастом, тем крепче за жизнь держишься. Отчего так? Не должно быть наоборот?

Хромает разом на обе ноги

– Что такое? Хрычи объели?

– Мозоли!

Не переставал удивляться.

– Слушай, а может ты вообще несъедобный? - спросил участливо. - Кто у тебя мама была?

– Человечья женщина, - ответил со всей серьезностью.

Вот те на! Родила ворона сокола!

Храбрец без шрама не настоящий. Тот храбрец, на котором шрамы, а он все еще храбрится. И не надо говорить, что подобное от великого везения и не от великого ума. Все люди свою сортность имеют на разные годы. Иные словно дубеют кожей и чувствами. Этот храбрец, но не вызревший.

Все это передумал Бригадир, глядя на него, пытаясь составить о нем собственное. Потом на инкассатора мыслью перевелся. Видел в жизни столько упертых рож, но не такие. У этого надбровные прямо спелись. Сразу понял, что трудно будет с ним. Вздохнул и взялся втолковывать:

– Здесь - показал рукой вокруг - Туда, туда и туда на две недели быстрым пехом, все, что в воздухе висит - ваше, а упало на землю - извини.

Подбросил серебряную чешуйку

– Лови!

Инкассатор поймал. Хваткий на деньги. Таких специально подбирают - хватких и упертых.

– Молодец! Твое. А упало бы на землю, уже не твое. Ясно излагаю? Вот это и можешь вернуть по адресу, а остальное, уж извини… - пнул мешок ногой - Где лежит? На земле. Значит, кому принадлежит? То-то!

Кругом заржали. Но уже несколько напряженно. Чудачество Бригадира знали - мог отсыпать инкассатору с полшапки, если тот ответит вразумительно, если удивит, и тогда не пикни, придется сопровождать, выводить и сдавать в сохранности.

Но инкассатор, видно, свой лимит удачи исчерпал. Потому как, сказал глупость, что-то вроде того, что "жизнью за груз ручался".

– Жаль.

Действительно, жаль, уже и нравиться стал, недотепа. Зачем же так неосмотрительно подставляться? Брать чужое грешно, а не брать грех втрое, потому как - глупость. А нет ничего грешнее глупости! Когда с боя взято, то уже не чужое - свое, тут все грехи смываются.

– Ввиду особой ценности груза имею полное моральное право свидетелей не оставлять!

Одобрительно крякнули под решение.

– Так что выбираешь? - и приказал себе не слишком удивляться, если этот странный человек (да, вольно, человек ли?) решит выбрать второе. Но такова уж видно человечья порода, как бы не было соблазнительно счастливчику удивить всех в последний раз, но шкура диктует иное. Кто-то даже разочарованно вздохнул. Видно, не один Бригадир ждал, улавливал, что могут быть какие-то веселящие несуразницы.

Расслабился, стал отворачиваться, так тут этот и прыгнул - вцепился в горло.

Всякого лежачего положено добить - таков закон, выстраданный еще со времен незапамятных. Иного быть не может, потому как, не дело слабому жить - популяцию портить. Но Бригадир, хоть и сильный на тело и на душу, никого средь своей популяции улучшить не мог, потому на эти предрассудки смотрел по-своему. Удивлялись ему, что лежачему встать разрешил.

Даже если враг слаб и поклоны бьет у твоих ног - будь наготове. Есть такие, которых сколько не бей - не угомонишь. Уже и к земле прижал, что шевельнуться не может, и в репу напихал много - построчно и побуквенно - чтобы понял "что-почем", потом и переспросил на всякий случай - понял ли? В ответ - "да", и глаза честные, а отпустишь такого, встанешь с него, в сей же момент глаза кровью налились - опять летит в тебя словно бешенный. Что на земле лежало, уже в руке - камень ли, железка, просто когти выставит - честности не ищет, о последствиях не думает. Ду-ур-ной! Ой, дурной! Вцепится, едва ли горло не грызет. Опять перехватишь, впечатаешь, если с предметом - на излом ему конечность; верещит - не буду больше! - носом в землю упрешь, жрет землю от боли, клянется. Поверишь, а зря! Клятву дал, а наливаются глаза, и, как станет вертикально, все! - опять то же самое начинается. Тут уже не смешно. Тут только убить. Или оглумить, оставить лежать полоумного, но потом уже ходи, спину не подставляя, кожей чуя темные места - жди, что выскочит с селедкой короткой… и вбок ее тебе - вжих! Прощай, отписывай с того света… Таких все больше становится. Сам таким в детстве был, пока хилый…

Это Бригадир успел не один раз подумать, пока кулял этого. Уже и посмеиваться стали над Бригадиром. Не тот борец, что поборол, а тот, что вывернулся!

Короче… Пришлось Бригадиру его зарезать. Для собственного авторитету и безопасности. А иначе бы не поняли, возникла бы мыслишка - сместить - и расползлася. Сделал это аккуратно и, по возможности, безболезненно. Даже капли не дал на землю упасть, так ударил, чтобы всю ее внутрь отправить. Те, кто кровь сцеживали, прибирали за ним, хвалили Бригадира за удар, удивлялись. А Бригадир велел провести полный ритуал. Кого обидишь, на того зла не помнишь. Кого убьешь, так перед тем, хоть чуточку, но виноватым себя чувствуешь. Ритуалы, связанные с мертвыми, нужны живым - они их успокаивают.

Будь честным к мстительным - обидел чем-нибудь, заодно и убей, освободи их и себя от последующих расстройств.

Не бойся сильных - у них настрой от собственной вожжи зависит, бойся мстительных - у этих вожжа всегда под одним местом натирает, одно настроение создает и не в твою пользу. До самого последнего мгновения грызть будут, и всякое тайное к тебе примерять, пока не отомстят.

Никто не пил воды бессмертия. Одного, что этим хвастал, распяли. Ждали, ждали, так и не ожил.

Бригадир столько всего перевидал, а так ни разу не словил момента, как душа выходит. И сейчас не углядел. Значит, пустое: нельзя ее гвоздями к телу прибить. Не найдется такой ловкач.

Быка вяжут за рога, человек за язык. И языком бывает вяжут, не шелохнешься. Под слово доброе тебя на рынке продают, под слово недоброе покупают. Хоть и раб а отчего-то хочется доброму слову соответствовать. Может, потому, что раб? Или потому, что большей степени человек, чем хозяева? Бригадир рабской доли кусил - штрафники, ведь, они кто? те же самые рабы и есть, только военные. Вот, приходят купцы в атаку брать штрафные души или на биоразминирование - хают товар. А продавцы нахваливают, говорят, что геройский - все сделает! И помаленьку этой верой заряжаешься. Хочется скептикам, которые тебя на швалину, на пушечное мясо берут, что-то собственное доказать. Отгеройствовать…