Роберт Силверберг - Железный канцлер

Он резко обернулся.

– Перестаньте указывать мне, что я должен делать и чего не должен!

– Она не нарочно, дорогой. Мы все немного взвинчены… И не удивительно: мы заперты тут…

– Сам знаю. Как бараны в загоне, – закончил Кармайкл язвительно. – С той разницей, что нас не кормят на убой, а держат на голодном пайке якобы для нашего же блага!

Выговорившись, Кармайкл задумался. Тост и черный кофе, помидоры и латук, сырой бифштекс и горошек – Бисмарк, похоже, зациклился на одном и том же меню.

Но что можно сделать?

Связь с окружающим миром невозможна. Робот воздвиг в подвале бастион, откуда сам поддерживал обычный для семейства Кармайклов необходимый минимум контактов с остальным человечеством. В целом они были всем обеспечены. Силовое поле Бисмарка гарантировало от любой попытки отключить внешнюю защиту, проникнуть на кухню и в подвал или даже открыть бар.

Бисмарк безукоризненно исполнял взятые им на себя обязанности, так что четверо Кармайклов быстро приближались к состоянию истощения.

– Сэм?

– В чем дело, Этель? – устало спросил Кармайкл, поднимая голову.

– У Миры есть идея. Расскажи ему, Мира.

– Наверно, ничего не получится…

– Расскажи!

– Э-э-э… Пап, а если попытаться отключить Бисмарка?

– Если как-нибудь отвлечь его внимание, то ты или Джой сможете снова открыть его и…

– Нет, – отрезал Кармайкл. – В этой штуке семь футов роста, и весит Бисмарк не меньше трехсот фунтов. Если ты думаешь, я собираюсь бороться с…

– Мы можем заставить Клайда, – предложила Этель.

Кармайкл затряс головой.

– Это будет ужасно.

– Пап, но это наша последняя надежда, – сказал Джой.

– И ты туда же?

Кармайкл глубоко вздохнул, ощущая на себе укоризненные взгляды обеих женщин, и понял, что ему придется сделать эту попытку. Решившись, он поднялся и сказал:

– Ладно. Клайд, позови Бисмарка. Джой, я повисну у него на руках, а ты попробуй открыть панель управления. Выдергивай все, что сможешь.

– Только осторожнее, – предупредила Этель. – Если он взорвется…

– Если он взорвется, мы наконец от него освободимся! – ответил Кармайкл раздраженно и повернулся к появившемуся на пороге гостиной широкоплечему робостюарду.

– Могу я быть чем-то полезен, сэр?

– Можешь, – сказал Кармайкл. – У нас тут возник маленький спор, и мы хотели бы узнать твое мнение относительно дефанизации пузлистана и…

Джой, открывай!!!

Кармайкл вцепился в руки робота, стараясь удержать их и не отлететь самому в другой конец комнаты, а сын тем временем лихорадочно хватался за рычажок, открывающий доступ к внутренностям электронного слуги. Каждую секунду ожидая возмездия, Кармайкл с удивлением почувствовал, как соскальзывают пальцы, хотя он пытался удержаться изо всех сил.

– Бесполезно, пап. Я… Он…

И тут Кармайкл обнаружил, что висит в четырех футах от пола. Этель и Мира отчаянно закричали, а Клайд издал свое обычное: «Право, осторожнее, сэр».

Бисмарк отнес отца с сыном через комнату и осторожно посадил на диван, потом сделал шаг назад.

– Подобные действия опасны, – укоризненно произнес он. – Я могу нечаянно нанести вам увечье. Пожалуйста, старайтесь в будущем их избегать.

Кармайкл задумчиво посмотрел на сына.

– У тебя было то же самое?

– Да, – кивнул Джой. – Я не мог даже прикоснуться к нему. Впрочем, тут все логично. Он создал это чертово поле и вокруг себя!

Кармайкл застонал, не поднимая взгляда на жену и детей. Теперь Бисмарка невозможно даже застать врасплох. У Сэма возникло чувство, что он осужден на пожизненный срок, но пребывание в заключении надолго не затянется…

Через шесть дней после начала блокады Сэм Кармайкл поднялся в ванную комнату на втором этаже и взглянул в зеркало на свои обвисшие щеки. Потом взобрался на весы.

Стрелка остановилась на 180 фунтах.

Менее чем за две недели он потерял 12 фунтов и скоро вообще превратился в дрожащую развалину.

Пока он глядел на качающуюся стрелку весов, у него возникла мысль, тут же вызвавшая внезапную бурю восторга. Он бросился вниз. Этель упрямо вышивала что-то, сидя в гостиной. Джой и Мира с мрачной обреченностью играли в карты, до предела надоевшие им за шесть полных дней сражений в кункен и бридж.

– Где робот?! – заорал Кармайкл. – Ну-ка быстро его сюда!

– На кухне, – бесцветным голосом ответила Этель.

– Бисмарк! Бисмарк! – продолжал кричать Кармайкл. – Сюда!

– Чем могу служить, сэр? – смиренно спросил робот, появляясь из кухни.

– Черт побери! – Ну-ка определи своими рецепторами и скажи, сколько я вешу!

– Сто семьдесят девять фунтов одиннадцать унций, мистер Кармайкл, ответил Бисмарк после небольшой паузы.

– Ага! А в первоначальной программе, что я в тебя заложил, ты должен был обеспечить снижение веса со 192 до 180 фунтов! – торжественно объявил Кармайкл. – Так что меня программа не касается до тех пор, пока я снова не наберу вес. И всех остальных, я уверен, тоже. Этель! Мира! Джой! Быстро наверх и всем взвеситься!

Робот посмотрел на него, как ему показалось, недобрым взглядом и сказал:

– Сэр, я не нахожу в своих программах записей о нижнем пределе снижения вашего веса.

– Что?

– Я полностью проверил свои пленки. У меня есть приказ, касающийся уменьшения веса всех членов семьи, но какие-либо указания относительно terminus ad quern [граничных условий (лат.)] на ленте отсутствуют.

У Кармайкла захватило дух, он сделал несколько неуверенных шагов вперед. Ноги его дрожали, и Джой подхватил отца под руки.

– Но я думал… – пробормотал он. – Я уверен… Я точно знаю, что закладывал данные…

Голод продолжал грызть его изнутри.

– Пап, – мягко сказал Джой. – Наверно, эта часть ленты стерлась, когда у него случилось короткое замыкание.

– О, господи… – прошептал Кармайкл.

Он добрел до гостиной и рухнул в то, что когда-то было его любимым креслом. Теперь уже нет. Весь дом стал чужим. Он мечтал снова увидеть солнце, деревья, траву и даже этот уродливый ультрамодерновый дом, что построили соседи слева.

Увы… Несколько минут в нем жила надежда, что робот выпустит их из диетических оков, раз они достигли заданного веса. Но теперь и она угасла.

Он хихикнул, а потом громко рассмеялся.

– Что тут смешного, дорогой? – спросила Этель. Она утратила свою прежнюю склонность к истерикам и после нескольких дней сложного вышивания взирала на жизнь со спокойной отрешенностью.

– Что тут смешного? А то, что я сейчас вешу 180 фунтов. Я строен и изящен, как скрипка. Но через месяц я буду весить 170 фунтов. Потом 160. И в конце концов что-нибудь около 88 фунтов. Мы все высохнем и сморщимся.

Бисмарк заморит нас голодом.

– Не беспокойся, отец. Как-нибудь выкрутимся, – сказал Джой, но даже его мальчишеская уверенность сейчас звучала натянуто.