Святослав Логинов - Барская пустошь

Ларион сидел, ожидая, пока прогорит угар, и чистил золой фамильное серебро графов Отрадиных. Ложки, ножи - столовые и с зубчиками по краю для рыбы, - половник с изогнутой ручкой, солонку, литую супницу. Дюжину чеканных стопок для водки, шесть кубков… Серебро было тяжелым, на вилках и ложках - вензели, на половнике и супнице - графские короны и дата: 1818. Трудно сказать, сколько можно выручить за подобный столовый прибор в антикварном магазине. Всяко дело, много… на ремонт хватит с избытком.

Забавно, Ольга Юрьевна говорила: «починка». Для нее ремонт - термин кавалерийский.

Впрочем, ремонт или починка - денег хватит на все. Вот только купит семейную реликвию какой-нибудь нувориш, граф Отродьев. От этой мысли становится мертво на душе.

И еще одна убийственная мысль… Когда-то он спросил Ольгу Юрьевну: «Ведь из-за чего-то вы бродите здесь…» Полученный ответ полностью удовлетворил его, но теперь из родника вынырнул клад, и в сердце поселилось сомнение. Не окажется ли это серебро вещественным воплощением семейной памяти? Ольга Юрьевна сказала, что непременно придет завтра… то есть уже сегодня. А послезавтра - кто гарантирует, что она не уйдет навсегда, если продать эту посуду? В таком деле рисковать нельзя, лучше сразу пойти и закопать начищенное серебро в песчаном дне родника… и Ольга Юрьевна не исчезнет, она по-прежнему будет неприкаянно бродить округ, охраняя полпуда столовых ложек. Как ни поверни, все получается худо.

Оставить старинное серебро у себя, создать нечто вроде музея помещичьего быта? Оно, конечно, звучит красиво: музей-усадьба «Отрадное». Но чем вещи, похороненные в витрине, отличаются от похороненных в земле? Есть в экономической науке такое понятие: «сокровище». Это мертвые, лежащие без движения ценности. И не важно, где они лежат: в земле, сундуке или витрине. Важно, что они мертвы.

Ларион горько рассмеялся. Экие страсти - и из-за чего? Добро бы нашлись драгоценности древних царей, заклятые языческие святыни, бриллиант с кровавой историей, тянущейся сквозь века!… Но ложки, супница, солонка - они-то какое отношение имеют к судьбам людей? Ложкой надо есть суп, на роль жупела она не годится.

Ларион протер полотенцем надраенную солонку, всыпал в нее полпригоршни крупной серой соли. Покачал головой, поставил солонку на стол и повернулся к печи. Дрова прогорели, пора закрывать трубу.

Ольгу Юрьевну Ларион нашел на лужайке перед домом. На этот раз видение было одето в шелковую амазонку, переливающуюся на солнце всеми оттенками бирюзового. В руках, как напоминание о ночной грозе, красовался почти игрушечный кружевной зонтик.

– Доброе утро, - сказал Ларион, подходя. - Вы знаете, я долго думал, как поступить с вашим подарком, и, кажется, нашел выход. Идемте, я хотел бы вам показать.

Они прошли в столовую, и Ольга Юрьевна замерла в недоумении. Струганый стол был застелен скатертью, посредине возвышалась серебряная супница, над которой поднимался густой сытный пар. Рядом ожидали две глубокие фаянсовые тарелки, принесенные когда-то из бабушкиного дома, и ложки с вензелями графов Отрадиных.

– Что это? - прошептала Ольга Юрьевна.

– Серые щи. Кушанье самое простонародное, но у меня не было других продуктов. Солонина, крошево из капустного листа, немножко крупы. Все-таки это лучше, чем ничего. Прошу к столу!

– Но я не умею есть! - испуганно воскликнула Ольга Юрьевна.

– А вы пробовали?

– Нет. Мне просто в голову не приходило. И потом, где я могла попробовать? Меня никто никогда не угощал.

– Ну так попробуйте. Ваше серебро должно быть при деле, а для ложек другого дела не придумано.

Ларион влил в старую тарелку половник наваристых, так что не продуешь, щей, придвинул Ольге Юрьевне. Та села, осторожно взялась за ложку.

– Боже, как вкусно! Вы уверены, что дворяне этого не ели?

– Не знаю. Говорят, Александр Третий любил зеленые щи с крапивой. Тоже мужицкая еда. Впрочем, не все ли равно? Вы ешьте… - Он осторожно коснулся теплой женской руки и добавил: - А дом мы с вами вместе все равно восстановим.