Стивен Дональдсон - Запретное знание. Прыжок в мечту.

Впрочем, Энгус не был подвергнут отчаянию. Природная внутренняя страстность Термопайла удерживала его от безысходности. Именно благодаря своему страху он оказался способен выдержать то, перед чем спасовал бы и менее покалеченный или извращенный мозг.

Поскольку выбора у Энгуса не было, он сосредоточился на том, чтобы понять и с максимальной выгодой для себя использовать свои новые возможности. Отчасти его лазеры, компьютер, фантастические сила и зрение принадлежали ему – конечно, в узких пределах, отведенных его программой. Так же, как и по отношению к «Красотке» и Мори Хайленд, Энгус хотел знать, какую пользу они могли ему принести.

В то время, как люди Лебуола тестировали его, он тестировал себя.

Постепенно Энгус выяснил, что лишь его программа направлена на то, чтобы он не сбежал. Все остальное в нем способствовало избавлению из лап Департамента полиции. Зрение позволяло ему идентифицировать и анализировать системы сигнализации и замков. С помощью лазеров он мог перепаивать схемы, открывать двери или убивать охранников. Он был силен, как человекообразная обезьяна, быстр, как микропроцессор. Кроме того, компьютер записывал для него всю поступающую информацию. Электронная память была гораздо продуктивнее обычной, тем более что доступ Энгуса ко всему многообразию баз данных своего компьютера расширялся по мере того, как программисты все больше и больше убеждались в том, что они могли легко управлять Термопайлом.

Будь Энгус сам себе хозяином, он мог бы легко разрушить темницу и сбежать.

Однако его удерживали зонные имплантаты. Приходилось ждать.

Со временем, конечно, внутреннее напряжение стало бы для Энгуса непереносимым. Однако его хозяева сами торопились. За стенами Бюро по сбору информации события совершались своим, никому не ведомым чередом.

Однажды утром – компьютер сообщил Энгусу, что было девять часов одиннадцать минут сорок три целых и семнадцать сотых секунды, – в палату вошла группа техников и врачей.

– Сядь на край койки, Джошуа, – приказал один из них.

– Замри, Джошуа, – сказал другой.

Помимо своей воли Энгус оказался введенным в то состояние, когда сознание существует отдельно от тела. У Энгуса могли вырывать ногти, вырезать куски плоти, вгонять в мозг иглы, причем Термопайлу оставалось бы только с ужасом наблюдать и… запоминать. В это состояние Энгуса вводили всегда, когда хотели отключить встроенный компьютер.

Впрочем, если бы Энгуса хотели сделать калекой, его бы сделали им уже давно. Нет. С него просто сняли пижаму и натерли спину антисептиком. Если Термопайл и был напуган, то не намерениями вторгнувшихся к нему людей, а своей полной неподвижностью.

Чтобы добраться до компьютера, между лопатками Энгуса сделали аккуратный разрез. Когда отсоединили компьютерную память, часть разума Энгуса, отвечающая за связь с компьютером, стала беспросветной и холодной, как пропасть между звездами.

Однако в следующую секунду врач вставил новую память. Как только она оказалась подключена, связь с компьютером восстановилась.

Затем от Энгуса отсоединили все проводки и датчики – за все время опытов его впервые отключили от внешнего оборудования, избавили от внешних команд и инструкций. Теперь он полностью зависел от того, что содержалось в памяти его компьютера.

Наконец, ему обработали разрез и на ближайшие два часа, за которые тот должен был затянуться, наложили повязку.

– Отомри, Джошуа, – последовала команда.

Энгус Термопайл поднял голову и огляделся. Окружавший его персонал хирургического отделения замер. Один или два техника вздрогнули. Ближайший к Термопайлу врач побледнел. Да, Энгус находится под полным контролем этих людей – они это знали. Тем не менее, они его боялись. Они не могли забыть, что он за человек.

Ох, как он их всех ненавидит! Если бы представилась возможность попугать их раньше, он бы не преминул ею воспользоваться.

Термопайл демонстративно сделал глубокий вздох, потянулся и с хрустом сжал пальцы в кулаки, словно впервые получив свободу движений, словно мысль об избавлении для него была больше, чем несбыточная мечта.

«Пора», – пробормотал он про себя.

Компьютер подсказывал ему, что было девять часов двадцать одна минута двадцать две целых и одна сотая секунды.

Один из врачей подошел к устройству внутренней связи.

– Мы готовы, – доложил он. – Сообщите шефу.

– Вот. – Один из техников бросил на койку форму и пару ботинок. – Надень это. У тебя пять минут.

Форма была грязно-серого цвета, без всяких знаков различия и ничем не отличалась от той, которую Энгус обычно носил на борту «Красотки».

Все вместе, словно никто не хотел оставаться с Энгусом наедине, врачи и техники покинули помещение.

Все видеокамеры в палате нацелились на Энгуса, словно ожидая превращения оборотня.

Если бы Энгус умел генерировать электронные поля так же, как он умел их ощущать, он бы сжег все мониторы – если бы позволила его программа.

Но это невозможно.

Впрочем, неважно. Важно то, что его час настал. Теперь он должен приступить к выполнению того, что хотят от него его хозяева.

Впервые с тех пор, как Энгус появился в хирургическом отделении, у врачей не было возможности следить, как быстро бьется его сердце, какой объем воздуха вдыхают его легкие. Чтобы видеокамеры не зафиксировали охватившего его возбуждения, Энгус медленно встал и так же медленно, даже вальяжно, оделся. Затем он растянулся на койке, положил голову на подушку и сложил руки на животе, словно приготовившись к длительному ожиданию.

К счастью, никто не усомнился в естественности его поведения. Не прошло и минуты, как в палату вошла Мин Доннер.

Более чем когда-либо во всем ее облике угадывалась предельная собранность. Двигалась она или стояла, рука каждый раз инстинктивно на какое-то мгновение замирала у пистолета на поясе. Казалось, Доннер сжата в одну тугую, готовую в любой момент разжаться пружину. Насколько Энгус мог судить – а в этом ему помогало его усовершенствованное зрение, – на вооружении у Доннер не было никаких технических средств. И, тем не менее, создавалось впечатление, что Энгус не годится ей и в подметки.

Термопайл решил, что лучше не устраивать с ней дуэль глазами. В любой другой раз, но только не сейчас. Она не одна.

С нею был Майлс Тэвернер.

Бывший заместитель начальника Службы безопасности Рудной станции шагнул в палату вслед за директором спецназа и мрачно посмотрел на Термопайла.

Выглядел Тэвернер плохо, словно после длительного запоя: рассеянный взгляд, едва бритые щеки цвета долго пролежавшего в воде трупа; пятна на коже головы свидетельствовали о какой-то болезни. Дымящаяся сигарета в зубах. На одежде – следы пепла. Руки в карманах, чтобы не выдать дрожь.