Вячеслав Рыбаков - Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант)
- Название:Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Вячеслав Рыбаков - Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант) краткое содержание
Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
А презирать Журанков так и не научился. Никого не умел презирать. Даже когда ему очень хотелось.
Улицкая недавно гениально дала формулу любви: когда достоинства восхищают, а недостатки умиляют. Правда, у нее говорилось о любви супругов, но то же самое верно и для любой иной. И Журанков до сих пор время от времени совершал паломничества к мемориальной доске на доме несчастного человека, наделенного в свое время огромным даром мечтать и обделенного даром подбирать своим мечтам достойные образы… Мимо кафе “Льдинка”, где они с Катей впервые попробовали так называемый шартрез, зеленый, пахнущий гороховым супом, советского еще разлива; мимо кинотеатра “Авангард”, в котором они столько фильмов пересмотрели, от “Верной Руки - Друга Индейцев” до “Зеркала”… И во внутренний дворик.
Теперь Журанкову казалось, что все связанное с бывшей женой осталось там же, где и “Звезда КЭЦ”. Далеко в детстве. И сама Катька стала сродни “Звезде КЭЦ” - встречаться нельзя, нет уже места в нынешней жизни всему, что так будоражило и вдохновляло, но в памяти - только восхищение и умиление. Ничего кроме.
Ему до сих пор ее не хватало.
Ему до сих пор хотелось сделать ей что-нибудь хорошее.
Ах, да что там. Ну, разлюбила. Любила и разлюбила, бывает. Дело житейское. Любовь - такая странная штука, что, если человек кого-то разлюбил, нельзя считать его по этой причине хуже, чем он прежде казался. Может, даже наоборот. Разлюбить и уйти, не оглядываясь, куда честнее, чем разлюбить и все равно волочь на горбу постылый, убийственный для души - да и для тела! - совместный, но вчуже быт.
Не хотелось думать о том, что ее честность как-то уж очень совпала по времени с крахом его работы, со стремительным обнищанием… Нельзя так думать о женщине, о которой всю юность мечтал, с которой потом прожил годы и годы… Нельзя. Совпало и совпало, мало ли в жизни совпадений.
А кроме того, потребность в материальном достатке тоже дело житейское. Никакого криминала.
Грех сказать, но по сыну он так не скучал. В последнее время уже, пожалуй, совсем не скучал. Почти. Может, дело в том, что слишком уж маленьким тот был, когда все кончилось. Не успел стать ни единомышленником, ни собеседником, ни даже кандидатом в собеседники. Конечно, Журанков учил его ходить на лыжах - дошло даже до совместных семенящих пробежек по таинственным глубинам Александровского парка, и в шахматы учил играть, и ночей не спал, сам не свой от тревоги, то и дело меряя Вовке температуру проверенным поколениями способом - прижимаясь щекою или губами ко лбу спящего дитяти… И уж совсем на заре эпохи с прибаутками ворочал утюгом - гладил пеленки… Да что говорить, запах младенца навсегда стал для него символом домашнего уюта. Долго еще парочки, гуляющие без коляски, всего лишь вдвоем, казались ему впустую транжирящими драгоценное время бездельниками, некомплектными и неполноценными.
Но все же - уже не скучал. Может, если бы Катя не положила резкого запрета их общению - было б иначе. Но…
Но.
А странно: снился он ему даже чаще, чем Катя. И во сне, когда Журанков делал ему козу или брал на колени, у него слезы наворачивались от счастья: наконец-то все уладилось… И не хотелось просыпаться.
Но снился он всегда маленький. Такой, как был тогда. И, открывая глаза, Журанков не вдруг соображал, что сейчас этого теплого добродушного кулька нет вообще нигде на свете, вообще нигде. Вместо него - ровесник приматов с третьего этажа; рослый, жесткий, жующий резинку. Чужой.
Сегодня Журанков думал на эти темы куда больше обычного. Потому что именно сегодня в начале восьмого разбудил его телефонный звонок.
Журанков и всегда-то засиживался допоздна. А сейчас, когда близилась экзаменационная страда и богатые недоросли особенно нуждались в натаскивании, Журанков целыми днями мотался от одного ленивого страждущего к другому, чуть менее ленивому, - для него это тоже была страда; он зарабатывал себе на весь остальной год и потом растягивал отслюнявленные импозантными родителями убогие суммы до следующей весны. Поэтому для собственной работы оставались только ночи. Не работать он не мог, хотя спроси его, зачем он обсчитывает какие-то очередные идеи и прожекты, он не сумел бы ответить… Словом, вчера он лег, ровно молодой, в четвертом часу.
Поэтому когда телефон с междугородной истеричностью пошел ни свет ни заря трезвонить, Журанков в бестолковой панике захлопал кругом себя ладонью, как цыпленок с отрезанной головой хлопает крылышками; чуть не снес лампу со столика у изголовья, снес-таки пустой стакан из-под йогурта (поздний ужин, который Журанков заранее готовил себе на случай, если уже в постели поймет, что оголодал) и лишь потом нахлопал трубку. Поднося ее к уху, он все еще не мог разлепить глаз.
– Да? - сипло спросил он.
В трубке молчали.
– Журанков слушает, - сказал он тогда. Веки наконец разлиплись. Сердце прыгало в груди увесисто и плотно, словно мячик из литой резины катился вниз по крутым ступеням.
– Константин? - неуверенно спросил женский голос в трубке.
Какое-то очень короткое мгновение Журанков то ли не мог его узнать, то ли не мог в него поверить. Потом сердце в последний раз рухнуло с особенно высокой ступеньки и, упруго подскочив, вылетело в открытое окошко.
– Да, это я, - сказал он. - Доброе утро, Катя.
– Как хорошо, что у тебя не изменился номер телефона, - неловко сказала она после ощутимой задержки. - Я совсем не была уверена, что попаду, куда надо.
– У меня все очень стабильно, - ответил он.
Ему было так неловко, что он в постели, небритый, наверняка со всклокоченными волосами, и вдобавок ко всему пусть и под одеялом, но голый, и зубы не чищены… Будто она могла его оттуда видеть и обонять. Непроизвольно он старался говорить чуть в сторону от трубки.
– Что? - переспросила она.
А ей всего-то оказалось плохо слышно. Вероятно, именно из-за его нелепых ухищрений.
– У меня все очень стабильно, - повторил он громко и прямо в микрофон.
– Как это хорошо, - она вздохнула, похоже, с неподдельной завистью. - Стабильность… Извини за ранний звонок. - По чуть изменившемуся тону он понял, что лимит светскости исчерпан. - Я понимаю, что в такое время звонят только очень близким людям… Или по предварительной договоренности. Но я очень боялась, что, если позвоню позже, ты уже куда-нибудь уйдешь.
– Понимаю. Что случилось?
– Ты помнишь, сколько Володе лет?
Он не помнил. С ходу не мог сказать. Но прекрасно помнил, сколько было ему самому, когда сын родился. А считать в уме он всегда умел мгновенно. Так лихой казак перебрасывает шашку из правой руки в левую и обратно движениями, почти неуловимыми: солнечный зайчик мелькнул, и все… Катя не смогла бы почувствовать ни малейшей заминки.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: