Александр Тюрин. - Волшебная лампа Генсека

Из дома я, конечно, не стал звонить, а как был, в трениках, только плащ напялил и кеды на босу ногу, прошвырнулся до телефона-автомата. Ближайший трудоспособный аппарат нашелся через полквартала.

Накрутил номер. Гудок за гудком, никто не торопится к трубке. Все ясно. Фролов следом за Сючицем вылетел отработанной гильзой из Лизиного патронника - кто там следующий в обойме? Врачиха, наверное, сейчас танцует, прижавшись к особи мужского пола, на какой-нибудь вечеринке, а дочка с бабкой на телефон не реагируют.

Когда я уже собрался бросить трубку, раздался вдруг голос «совенка»:

– Мама на дежурстве до утра, бабушка в Одессе, сосед пьяненький лежит, а у меня живот болит и тошнит.

– Малыш, это тот дядя, из которого ты выковыривала осколки. Это дядя Глеб, помнишь такого?… Не бойся, я сейчас…

С детенышем до утра могло случится невесть что, особенно если отравление или сальмонеллез. Может в любую минуту…

Служебное удостоверение не облагораживало карманы старого плаща - также как и деньги, за исключением двухкопеечных монеток. Придется импровизировать. Я чуть не протаранил какую-то машину, бросившись на проезжую часть. Шофер, заметив мой диковатый вид, все-таки остановился - наверное, считал себя тертым-жеваным автокалачом.

– На Загородный, шеф, плачу вдвое за скорость.

Естественно, когда прибыли на место, то в моем кармане не образовались даже новые двушки.

– Слушай, шеф, на обратном пути отдам вчетверо, за скорость и высокое доверие. А сейчас - на-ка мой плащ в залог.

– Ты меня не за того держишь, эта рванина говна не стоит. - послышался в ответ грубый голос.

– Я тебя сейчас подержу за то, что нужно.

Я дернул рукой, и мой большой палец нырнул за шоферскую губу, вернее прошел под его щекой до самого уха.

– Сейчас сделаю тебе ротик вдвое шире, размером с усы, и твоя улыбка станет еще обворожительнее. Или может выдернуть кадык? - ласковым голосом поинтересовался я.

Оцепеневший водитель не удостоил меня ответом. Я же бросился на четвертый этаж. Звонки в дверь ничего не дали. Конечно же, «совенок» не может сам отворить. То ли мамаша заперла снаружи, то ли замок прилеплен слишком высоко. А может, девчонке уже и не добраться до дверей. Я кинулся на пятый этаж - в верхней квартире жильцы напрочь отсутствовали. Рванулся на третий, здесь дверь осторожно открылась на цепочку, и коридорная лампа высветила чей-то сизоватый нос, похожий на соленый помидор.

– Вам чего, гражданин? - вкрадчиво спросил владелец носа-помидора.

– В квартире над вами заболела девочка, она дома совсем одна, ей и с замком не справится. Я пролезу туда, используя ваше окно.

Дверку тут же попытались закрыть от греха подальше, но я успел заклинить ее своим резиновым башмачком и уцепить закрывающего за «помидор».

– Я из КГБ. За неподчинение ответите по всей строгости советского закона.

Подействовало! Несмотря на мой срамной вид.

По дороге к окну я еще бросил сеньору помидору: «Звоните на работу доктору Розенштейн, если знаете телефон, и вызывайте скорую».

С пятого этажа еще можно было спуститься на четвертый по какой-нибудь веревке. А здесь… Если хотя бы имелся балкон, но архитектор-мудило сплоховал.

Я выбрался на карниз. Там тоже никаких радостей. Сбоку, стараясь оттеснить от стены, поддувал крепкий ветер. Глаза оценили возможный путь. Прямо вверх не попрешь, я не ящерица-геккон. В пяти метрах правее - водосточная труба, которая на посту уже пятилеток шесть.

Я двинулся к ней, однако ширины карниза при такой болтанке явно не хватало. По дороге упрашивал стену не отпускать меня -я словно втирался в ее разливающуюся сонным терпением ширь. Это так на меня опыты профессора Бореева подействовали. А вот и водосточная труба. До чего хлипкая, паскуда, хоть и моя ровесница.

Я взялся за первую перекладину, потянулся ко второй, ледяная железяка хорошо чувствовалась сквозь тоненькие треники. «Береги яйца смолоду,»- вспомнил я наставления учителя физкультуры. Труба захрустела, как леденец на зубах. Я добрался до третьей перекладины, когда она сделала «фу». Я проникал в ее внутренний мир, но тщетно - поганка отторгала меня и гнулась. Секция трубы отходила от вертикали, я начинал падение. Раздалось причитание потревоженного жильца, выглянувшего из распахнутого окна: «Что деется-то, самубивство форменное творится!» Нет, я сегодня не играю в «самубивца». Вот хорошая трещина между кирпичами, достаточная, чтобы просунуть передние фаланги пальцев. Я повис.

Когда-то пальцы были моим слабым местом, это не мешало в боксе, однако в самбо, дзюдо или карате серьезно вредило. Беглый японский коммунист, преподававший в разведшколе рукопашный бой, полгода заставлял меня крутить пятерней медные шарики и толочь кистью зерно в ступке. От этого мне сейчас было чуточку повеселее.

Но все равно товарищ сенсей до совершенства меня не довел. Поэтому я, быстро выдыхаясь, скреб кедами по стене, пытаясь на чем-то закрепиться хоть символически. Наконец, носок положившему кирпич. Потом каменщик-халтурщик пособил мне еще пару раз.

Рука добралась до кровельного листа, прикрывающего подоконник, лист ободрал мне пальцы и хотел было съехать вниз, но я уже закрепился в оконном проеме и толкнул ладонью раму. Несмотря на прохладное еще время, окно было не на щеколде. Интеллигенты при всей своей тяге к Западу, все делают по-нашему, «на живую соплю». Я рухнул в комнату и какую-то секунду «причесывал» взъерошенную психику. А чтобы заставить себя подняться, надо было приложить не меньше воли, чем там. снаружи.

В этой комнате «совенка» не было, я кинулся во вторую. А там девочка спокойно «оперировала» какую-то игрушку, проявляя бодрые силы растущего интеллекта.

– Дядя Глеб, это вы звонком пользовались, да? Пока табуретку дотащила до двери, вы уже тю-тю, смылись. И пришли, наверное, через окно. Ай-яй-яй, такой шаловливый дядя!

– А что у тебя с животиком?

– А ничего. Я на горшок сходила и все перестало. Наверное, надо было вам позвонить, чтоб вы не волновались, да? Но я все равно телефона не знаю. Зато я много песенок знаю, только не агитки про Ленина и пионеров.

– Не повторяй все слова за мамой, ладно?… А вот горшок - это отличная вещь, если подумать. Ладно, надо будет все же какую-нибудь таблеточку принять, когда мама или дядя доктор наконец появятся.

Нащупав в кармане случайно завалявшуюся сигаретину и спички, я перебрался в другую комнату. Разложился там на диване и, захлопнув глаза, содержательно втягивал и выпускал дым, медитативно избавляясь вместе с ним от хлопот и напряжений.

Раздвинул веки, когда дверь в комнате скрипнула и возникли двое, заодно озарив меня светом. Розенштейн и милиционер.