Иван Цацулин - Атомная крепость (Книга 2)

Можайцев не сомневался: Крюгер не станет ждать появления американцев, сумеет ускользнуть от них. Сегодня этому мерзавцу все-таки повезло: в интересах дела Можайцев отказался от мысли пристрелить его; по тем же и даже более важным соображениям, Можайцев не мог и предать его в руки Аллена Харвуда.

Уже рассвело, когда впереди показались домики Морсенса.

- Мы как раз успели к поезду, - сказал Легран. - Ты поедешь ко мне, а там решим, что будем делать дальше.

Можайцев с благодарностью пожал другу руку.

Проклятые Горы, горный массив Маладетта, - Можайцеву раньше не приходилось даже слышать о них. Однако судьба бывает с причудами, и совершенно неожиданно Можайцеву пришлось очутиться в самом центре Проклятых Гор. Вот уже несколько дней он имел возможность любоваться дикими и неприветливыми хребтами, покрытыми вечными снегами. Под лучами солнца снежные поля сверкали миллиардами искр, ослепительно ярких, зеленых, фиолетовых. В предвечерние часы, когда дневное светило скрывалось за вершинами Пиренеев, там, в Испании, снежное покрывало становилось синим. Лишь с самых высоких пиков еще долго во все стороны било пламя уходящего на запад солнца и будто плавило тяжелый снежный покров гор.

Обсерватория профессора Леграна приютилась на склоне Проклятых Гор, и с нее можно было не только успешно наблюдать за далекими звездными мирами, но и за значительным участком бассейна реки Гаронны, протекающей по юго-западу Франции.

Итак, одна задача, которая до сих пор представлялась не только важнейшей, но и чуть ли не единственной - выяснить точное местонахождение Шольца с установками "М-1" - была решена, но оказалось, что главные заботы и трудности еще впереди. Теперь на первый план встала новая проблема: как лучше всего к нему можно подобраться, с какой стороны, каким путем? Ничего внятного не смог сказать об этом и Бодо Крюгер, следовательно, приходилось додумываться самим. Было известно, что предстоит преодолеть бдительность охраны, - а ее там несколько рот боевого состава. Местность горная, труднопроходимая, незнакомая и к тому же объявленная запретной зоной. В этих условиях вряд ли возможно незаметно подобраться к району стартовых площадок, к заводам, производящим химическое топливо для двигателей, к мастерским, в которых собираются установки "М-1". Проникнуть в вольфшанце почти невозможно. Шервуд выдвигал вариант воздушной операции, однако, судя по изъятым у него документам, и он таил в себе такого рода препятствия, преодолеть которые Можайцеву и его друзьям во всяком случае было не по плечу: вся зона прикрывалась сетью радаров и батарей противовоздушной обороны; зенитные пушки, пулеметы, ракеты установлены чуть ли не на каждой скале, у каждого горного прохода. По-видимому, Карл Функ отлично понимал, что ему следует опасаться нападения только с воздуха, и, соответственно, принял надлежащие меры предосторожности. В течение нескольких дней Можайцев, Франсуа Легран и их юный товарищ - Рангвальд Андерсен, так кстати оказавшийся во Франции, изучали материалы, доставшиеся им в наследство от Шервуда, и с каждым днем приходили ко все более безотрадным выводам.

- Я не знаю, как мы можем проникнуть туда и уничтожить это "логово", первым высказал свои опасения Рангвальд.

Легран молчал. Ему тоже эта задача представлялась почти невыполнимой, но он не спешил с окончательным решением, тем более что отлично знал: Можайцев не отступит.

Рангвальд продолжал мечтательно:

- "Волчье логово" Карла Функа - в центре гор... Вот если бы оно находилось где-нибудь поблизости от моря, другое дело. - Он, должно быть, вспоминал при этом родные норвежские фиорды и затаенно улыбался. - Мы подошли бы с моря... - Рангвальд говорил что-то еще, но Франсуа Легран уже не слушал его - у него появилась идея, над которой следовало основательно подумать. Черт возьми, как это не пришло ему в голову сразу: если нет подступов по морю и трудны подходы по суше и с воздуха, то по крайней мере теоретически остается еще одна возможность - пробраться к Шольцу под землей. После обстоятельного обсуждения именно этот вариант был признан наиболее перспективным. Отсюда, от обсерватории, во главе которой уже много лет стоял профессор-астроном Легран, отец инженера Франсуа Леграна, и следовало начать поиски путей-дорог, ведущих к запретной зоне на той стороне границы, к району стартовых площадок с установками "М-1". В варианте, который предложил Франсуа, не было ничего нереального, фантастического. Каждому геологу хорошо известно, что предгорье по обеим сторонам Пиренейского хребта изобилует провалами в земной коре, пещерами и пропастями, многие из которых приобрели большую славу - в одних открыты настенные рисунки, сделанные рукой древнейшего человека, в других обнаружены подземные сады сталактитов и сталагмитов, свисающих с потолка или высоко поднимающихся с неровного пола. В местности от Средиземного моря на юге до Бискайского залива на севере открыто великое множество глубочайших пропастей, таких как Пьерр-Сон-Мартен, Хен-Морт, Гуфр-Мартель, обширных пещер: Гаргас, Лябастид, Кажир, Сигалер, Эспаррос... Но еще большее количество их, наверное, пока что никому не ведомо. Детство Франсуа Леграна прошло в этих краях, много дней и ночей провел он под землей, удивляясь, восхищаясь, мужая в опасностях. Вот почему мысль о "подземном варианте" показалась ему ценной.

Глава двенадцатая

В доме Марины Нарежной Тимура Рахитова встречали неплохо. Дед Марины, Ефим Саулыч, увидев Тимура еще издали, кричал сильным басом:

- Эмилия! Готовься, молодой человек идет.

Ефим Саулыч начинал выводить рулады из какой-нибудь оперы, у него поднималось настроение: намечалась компания, хоть и не ахти какая, но все же, - долгую жизнь он провел на сцене, выступая в ряде театров, и к людям привык, и к шуму привык, и когда пришлось уйти на покой, ему иногда бывало не по себе от вынужденного одиночества. Многие прежние дружки забыли к нему пути-дорожки. Но была и другая причина одиночества: сын бывшего оперного артиста, инженер Нарежный Семен оказался подлинным виртуозом в математике и инженером в искусстве высокого класса. Он что-то такое не то конструировал, не то строил - Ефим Саулыч определенно не знал и точной информации от сына не добивался; если уж работа у него секретная, то и незачем о ней выспрашивать. Ефим Саулыч вынужден был примириться и с желанием сына ограничить визиты в их дом людей посторонних, он понимал, что так надо и тут уж ничего не поделаешь: особый характер работы инженера Нарежного неизбежно был связан с некоторыми вполне объяснимыми неудобствами. Но от сознания необходимости вести замкнутый образ жизни старому артисту легче не было. Вот почему он всегда оживлялся при виде Тимура Рахитова: "Эмилия, готовься, молодой человек идет!" Это была команда жене-старушке накрывать на стол.