Далия Трускиновская - Дайте место гневу Божию (Грань)

– На работу устроишься не в школу, а на вещевой рынок, – сказал мужчина и бросил к ее ногам белый картонный прямоугольник. – Подними. Если в течение суток не позвонишь по этому телефону, найдем. И тогда говорить будем серьезно.

– Вы, вы… – у Ржи не нашлось слов.

– Мы, мы! – согласилась Ира. – Чеши отсюда. Во-он туда!

Она не хотела, чтобы Ржа шла к метро по улице, где могла напороться на спешащих к первому уроку коллег. Те бы заинтересовались ее окровавленным лицом. К метро можно было выйти и огородами.

Женщина полезла в сумку, вытащила грязный носовой платок, и этот платок особенно разозлил Иру. Андрей не соврал, говоря о фантастической неопрятности Ржи. Ира смотрела, как эта тетка – теткой в ее понимании было всякое существо, лишь формально принадлежащее к женскому полу, – неумело унимает кровь, как озирается, ожидая нового нападения, и пыталась понять – можно ли по такому, совершенно никакому, в сущности – пустому теткиному лицу догадаться, что ей нужен мальчик для битья?

Потом Ира – сзади, а Серый – по ту сторону улицы, сопроводили учительницу до перекрестка. Дальше было незачем. Одновременно замедлив шаг, Ира и Серый отпустили ее. Серый сделал рукой прощальный знак и исчез, Ира вернулась туда, где рассчитывала застать Андрея.

Он сидел на лавочке, рядом стоял рюкзак с учебниками.

– Видишь, как просто? – проникновенно сказала Ира. – Больше ты ее не увидишь никогда.

– Она не виновата…

– Ну, ты даешь! Вовремя вспомнил! – Ире даже сделалось весело. – Так, может, она тебе за дело двойки ставила! А ты сразу – в Управу?

– Нельзя было так.

– А как надо? Не до крови? – Ира вовремя вспомнила, что кровь для мальчика – самое неприятное в мире. – Думаешь, она бы иначе поняла? Хрен бы она поняла. И не бойся – она никому жаловаться не станет и в школе больше не появится. За ней теперь присмотрят.

– Правда?! – Андрей вскочил, и тут стало ясно, что не только гуманизм, но и обычный страх, что все откроется и будут неприятности, испортили ему настроение.

– Правда.

Визитка, которую кинули Рже, была получена несколько дней назад от полезного человека, который расставил торгующих дешевыми колготками теток чуть ли не по всем просторам Российской империи. Серый оказал хорошую услугу этому человеку – помешал угнать его машину. Это действительно получилось случайно, человек оказался неплохой, и, конечно, не откажется взять в свою сеть еще одну неприкаянную бабу…

Андрей стоял перед Ирой, глядя на нее влюбленными глазами. А Ира думала, что, может быть, обойдется и без нравоучений: если, мол, будешь трепаться, недолго довести твою Ржу до той самой ментовки, где мы побывали этой ночью, и там она увлекательно расскажет, как бывший ученик навел на нее какую-то шпану. Андрею и в ум не входило, что он крепко повязал себя с Управой. Впрочем, Иру это пока устраивало.

– Так что решили твою проблему, – сказала она. – Я сама кину мессидж, что твоей проблемы больше нет. А ты смотри – больше шума из-за такой ерунды не поднимай. Учись сам давать сдачи, понял, нет?

– Понял… Так это что – меня сотрут?

В Андреевом голосе Ире послышалась надежда.

– Я думаю, сотрут. На кой ты теперь нужен, если твоя проблема решилась? Только главное – чтобы ты все забыл. Ну… Удачи!

Она повернулась и пошла прочь.

Андрей догнал ее, когда она, зайдя за угол, звонила Серому, чтобы доложить – обошлось без слез и воплей.

– Чего тебе еще? – спросила Ира, не отнимая трубки от уха.

Мальчик не ответил.

– На второй урок опоздаешь, – предупредила она.

– Хрен с ним, – неожиданно залихватски ответил Андрей.

– Куда опоздаю? – спросил в трубке озадаченный Серый.

Андрей смотрел так, что было ясно – отдался весь, душой и телом, готов исполнить все, что велят, и больше всего на свете боялся минуту назад, что изумительная женщина, боец Управы, исчезла из его жизни навеки…

– Никуда… Слушай, Серый…

– Ну?

– Ты будешь смеяться – нас теперь не двое, а трое!..

– Вот если бы покурить… – мечтательно произнес Витя Марчук.

– Покурить, как же… – буркнул Леша Валевский.

– Кэмелюшечку… – и Гошка Яружный вздохнул.

– С куревом завязали, – подвел итог Нартов.

Мы впятером стояли на паперти, наслаждаясь свежим, но при этом теплым ночным ветерком. Прочие тоже, выйдя из храма, стояли группами, тихонько разговаривали. Я не знаю, как ведут себя солдаты, которым завтра воевать, но именно такое ощущение возникло – перед боем…

– Ты, главное, не насилуй себя. Потом все понемногу поймешь, – учил Нартова Марчук. – Я тоже, когда сюда пришел, чуть всю церковь по кирпичику не разнес. Медведем ревел: «За что-о-о?!» Отца Иоанна, думал, убью. Даниила таким словом назвал – самому теперь стыдно…

– Которого Даниила? – спросил Нартов.

– Того, усатого, самого старшего.

– Он только на вид самый старший, – поправил Леша Валевский. – Там есть другой Даниил, курчавый, нос как у чечена, так он самый старший.

– Как они вместе заседать-то будут? – недоумевал Нартов. – Двенадцать, и все – Даниилы… И как они будут судить? Черные и белые шары кидать?

– Как они будут судить – не наше дело, – оборвал Марчук. – Наше дело – разобраться и доложить. Ага, за нами…

Из храма вышел Даниил, но не новоокрещенный, а другой – невысокий, худощавый, с каким-то блеклым и маловыразительным лицом, с седым ежиком. Я, профессиональный свидетель, и то не сразу бы нашла слова, чтобы описать его, – вот только выпуклые темные глаза были как-то слишком близко посажены. Возраст его по человеческим меркам соответствовал примерно сорока годам.

– Вы, поди, ничего не поняли, – сразу приступил он к делу. – Садитесь. Вы тут новенькие, светлейший Михаил послал меня растолковать и ответить на вопросы. Вы ведь слышали – все беспокоятся из-за сдвига Грани. А что такое – в храме спросить не могли.

– Субординация же, – сказал Нартов и покосился на меня.

Мы сели на затянутые сырым мхом камни, Даниил – посередке, мы пятеро – справа и слева.

– Есть Грань. Это очень странная штука, – совсем по-простому начал он. – Вот, допустим, лежят рядом белое и черное. Грань видна всякому. Но если посмотреть на нее в микроскоп, то и окажется, что она – не прямая и безупречная линия. Где-то черное налезает на белое, где-то белое просочилось в черное. А допустим, у вас есть микроскоп, который видит атомы. Тут уже вообще непонятно.Ткни тончайшей иголкой в предметное стекло – и все равно неизвестно, в белое ты попал или в черное.

Мы покивали – до сих пор все было вразумительно.

– Знаете даосский знак? Две рыбки – Ян и Инь?

Слышать это от христианского ангела, или кем сделался после крещения этот Даниил, было странно, и мы переглянулись.