Далия Трускиновская - Дайте место гневу Божию (Грань)

Я невольно фыркнула.

– Вы хотите знать, что произошло, а сами не даете мне никаких гарантий, – с обидой произнес Намтар.

– Какого черта ты выбрал меня? – вопросом же ответил Нартов. – Подождал бы немного – и сунул свою дурацкую бумажку в карман к Валевскому! Он бы с тобой лучше поговорил!

Они сидели на белой скамейке бок о бок, но друг на друга не глядели. Та еще парочка – растерянный следак и обиженный демон! Я их обоих понимала – Намтар получил такой щелчок по носу, что готов был искать справедливости (не защиты ли, если вдуматься?) у ПРОТИВОПОЛОЖНОЙ стороны. Нартов же, кроме всего прочего, не понимал, где граница его полномочий.

Марчук, как старший во второй отдельной загробной бригаде, уже высказал свое мнение о нартовских походах на Грань – имелись в виду и будущие. Он полагал, что Намтар всем нам морочит головы. Умница Валевский искренне переживал, что не может увязаться следом – его специализацией было не «напускание холода» со всеми сопутствующими трюками, а доверительное собеседование, и он бы исхитрился вызвать Намтара на откровенность. Гошка, самый младший, своего мнения и не смел иметь, и действительно не имел.

А я в бригаде состояла на совершенно птичьих правах – могла делать все, что хочу, но без права голоса! Поэтому мои эскорт-услуги не считались нарушением неписанного этикета – ну, берет с собой Нартов бабу, сам с ней пусть и разбирается. Опять же, непонятно – если архангелы считают меня оком Божьим, то, наверно, мне и следует безмолвно присутствовать при встречах с демоном…

– Судьба, фатум, рок, – ответил Намтар. – Но вы сейчас бьетесь, как рыбки об лед. Вы не можете пробить защиту. Я это знаю! Я сам с ней столкнулся. А пока вы не пробьете защиту – вы не поймете, кто вам нужен…

– Ты прекрасно знаешь, кто нам нужен. Вот и сказал бы!

– А гарантии?

Ему нужно было твердо знать, что мы погубим его врага. Желание естественное! Но он понимал также, что его собственные подвиги с НАШЕЙ точки зрения тоже ничего хорошего не заслуживают. И он торговался, как торговался бы на его месте всякий. Вот только время нас поджимало…

– Мы зря тратим время, – словно подслушав мою мысль, сказал Нартов. – И ты тоже зря тратишь время. Если бы ты хоть что-то конкретное сказал – уже было бы ясно, какие мы можем дать тебе гарантии. А еще лучше – пожаловался бы наконец, что ли?

Очевидно, Намтар уже обдумывал возможность узнать про гарантии, не раскрывая всех своих карт.

– А если неконкретное? Допустим, я рассказываю тебе историю о том, как некто захотел добиться справедливости и придумал, как это сделать, – как Шехерезада царю Шахрияру…

Я не могла удержать улыбку. Если Намтар (надо полагать, бессмертный и не знающий цены суткам и месяцам) затеялся встречаться с нами тысяча и одну ночь, хороши мы будем!

– Допустим, – с каменным лицом согласился Нартов.

– Допустим, из этой увлекательной истории вы делаете какие-то выводы. Но я только излагаю факты и совершенно не отвечаю то, какие вы можете сделать выводы.

– Понятно. Аллегория, – Нартов покивал и приготовился слушать. – Ты нам расскажешь сказку о том, как некий принц, или волшебник, или Иванушка-дурачок придумал игру в справедливость, а ты помог ему в эту игру сыграть. Мы ничего конкретно не узнаем, но хоть поймем смысл. Извини – смысл нам и так ясен. Кто-то вообразил себя полноправным носителем справедливости. Кто-то присвоил себе право карать и миловать.

– Да нет же! – с досадой воскликнул Намтар. – Сперва все было совсем не так! Сперва все как раз было очень даже справедливо! Потом, когда вмешался… Ну… Когда вмешался тот, кто не имел на это ни малейшего права…

– Интересно. Одни, выходит, имеют право на справедливость, а другие не имеют? – спросил Нартов.

Намтар повернулся ко мне.

– Вот стоит твоя женщина, – сообщил он Нартову, как будто не видел, что называть меня женщиной Нартова можно было бы разве что в прошедшем времени. – Ты ее высмотрел, ты за ней ухаживал, ты привлек к себе ее внимание, ты вызвал в ней желание отдаться…

– Пальцем в небо, – пробормотал Нартов, но для Намтара реальное положение вещей уже не имело значения.

– Ты сделал ее своей, ты дарил ей вещи и свое время, ты ее содержал, ты знал, что все – по правилам, мужчины и должны содержать женщин. И вдруг является другой! Он не пытается завоевать ее чувство, он не делает ей подарков, он просто засовывает ее в мешок и уносит! А когда ты пытаешься пожаловаться – просто пожаловаться! – тебе отвечают: «Сам виноват! Должен был лучше следить за своей женщиной и вовремя отогнать вора».

Нартов открыл было рот – но ничего не ответил. Чисто мужская логика была и в самой истории, и в словах «Сам виноват!» Хитрый демон нашел верный ход! Но оставить Нартова в безмолвной растерянности я не могла.

– А женщину спросили? – поинтересовалась я. – Хочет ли она, чтобы ее содержали? И хочет ли она, чтобы наконец судьба над ней сжалилась и прислала человека с мешком? Тот, кто заведует справедливостью, должен был совместить в этом деле три справедливости – мужчины, женщины и того, кто, возможно, имел причину явиться с мешком!

– Вот тогда и получилось бы, что торжествует справедливость мешка! – возразил Намтар. – Ведь если тот, кто заведует справедливостью, допустил, что женщину унесли, значит, он на стороне вора с мешком.

– Но вор, очевидно, не с луны свалился и не на луну со своей добычей убрался. У него – свои связи с другими людьми, и свое прошлое, и свое будущее, в которых история с женщиной для чего-то нужна. И где сказано, что это – окончательная и необратимая справедливость? – спросила я. – В конце концов, вор может попросту потерять мешок, или разбойник отнимет женщину, или вообще вор помрет от инфаркта! Все возможно, пока жизнь продолжается.

– Может, хватит? – обратился к нам обоим Нартов. – И так все запутано, а тут еще вы оба добавляете! Философы на мою голову…

Он заговорил, он вмешался – и я уже могла замолчать.

– Ты собирался историю рассказывать? Вот и рассказывай! – продолжал Нартов, весьма сурово, и даже не посмотрел в мою сторону.

– Итак, история. Некто Иванушка-дурачок начал эту игру в справедливость, как вы ее называть изволите, – Намтар обращался вроде бы к нам обоим, Нартову и мне, но я вдруг почувствовала – он хочет это объяснить только мне, а точка зрения Нартова ему стала неинтересна и он ее в расчет не берет. – Сейчас я объясню, как он до этого додумался. Но сперва поверьте мне на слово: Иванушка-дурачок – большое дитя. Лысое, усатое толстое дитя, считающее себя центром Вселенной и придающее своим капризам исключительно вселенское значение.

– Хорошее начало, – заметил Нартов.

– Без начала, извините, никак, – Намтар развел руками, повернувшись при этом ко мне. – Так вот, что бывает, когда дитя обнаруживает в себе странные способности? Оно делает из них любимую игрушку! Так вот – наш лысый, усатый, толстый герой был женат, имел сына – допустим, Владислава, – работал в какой-то глупейшей лаборатории и страдал манией величия в легкой форме. Ему казалось, будто в лаборатории он куда-то двигает мировой прогресс, и по сравнению с этим прочие человеческие дела просто меркнут и гаснут. Я знал его тогда – поверьте, разговаривать с ним было просто невозможно, он никого не слышал, а пел исключительно о науке и о себе в науке. Его даже в лаборатории тетеревом прозвали. Токует, а у самого словно уши заложило.