Далия Трускиновская - Дайте место гневу Божию (Грань)

– И все остальные тоже разбежались, – кивнул мужчина. – Обычное дело.

– Иные разбежались, а иные уходили медленно, все еще сжимая камни, – возразил я. – Но любопытно, что все эти люди молчали. Он пробудил в них мысль, и мысль малоприятную… «Его суд краток, – сказал мне Рагуил. – И Он знает, как быть с теми, кто взял на себя право судить злобно, пусть даже по древнему закону. Но это еще не все».

– Да, оставалось главное, – подтвердил Рагуил.

– Перед ним осталась стоять только женщина, которую обвиняли в прелюбодеянии. Она стояла, освещенная горячим солнцем, совсем одна, даже ее мать и тетка боялись подойти к ней. Тогда Он поднял голову. И взгляд Его был таков, что женщина закрыла лицо руками. Очевидно, она была виновна не только в том, что не закричала. И она видела, что Ему это известно. Она ждала кары более суровой, чем каменный град. И одно это ожидание кары искупило грех – так мне сказал потом Рагуил.

– Да, лучше уж сразу пулю в затылок, чем камера смертников, – согласился мужчина. Женщина метнула в него такой взгляд, что стало ясно: когда эти двое останутся наедине, он много чего услышит о пробелах в своем воспитании.

– Скажи ему, что было дальше, – попросил Рагуил, но не меня, а стоявшую передо мной на коленях женщину.

Она помнила те слова наизусть, хотя придавала им какое-то иное, а какое – мужчинам не понять, значение.

– «Но Иисус, восклонившись и не видя никого кроме женщины, сказал ей: женщина, где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: нет, Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши».

– Да, именно так, – подтвердил я, улыбнувшись ей одобрительно. – Я полагал, что это и есть весь урок, который мне следует вынести из Его суда, но Рагуил спросил: «Как полагаешь, только ли женщину спас Он, или кого-то еще?» «Очевидно, ее мать и других родственников – от скорби и отчаяния», – неуверенно ответил я. «Нет, – сказал Рагуил, – он спас шестьдесят два человека из тех, что сжимали в руках своих камни. Он не позволил им впасть в грех неправого осуждения. Но они об этом никогда не узнают».

– И они действительно никогда об этом не узнали, – подтвердил архангел. – Вот так Даниил столкнулся с правилом Любви в деле справедливости. и, признаться, был сильно озадачен. Впоследствии он читал евангелия, все четыре, те места, где противопоставляются закон Моисеев и Христов. И тяжко ему было признавать правоту Иисуса…

– Мне и сейчас это тяжко, – согласился я, – ибо закон Моисеев лишен противоречий, исполнение его просто, Иисусов же удерживает карающую руку и делает понятие справедливости ускользающим… Я люблю Иисуса – из тех, кто видел и слышал Его, мало найдется таких, что не полюбили… Но я не находил в себе любви к клятвопреступникам и ворам. Он учил не противиться злу – а я всю жизнь учил сопротивляться! Рагуил, ты ведь и сам учил меня отражать зло!

Сейчас я сам себе был противен с этим запоздалым негодованием на архангела. Однако по его вечно юному лицу я понял, что задел за живое.

– Да, учил, да, послал тебя в мир нести справедливость, – подтвердил он с несвойственным архангелу волнением. – И пусть Он простит меня, но скажу прямо – блаженным было время, когда Грань представлялась бездонной пропастью. Теперь же она – черта, проведенная ногтем по белой скамейке. Боюсь, что законоучители что-то перемудрили со смирением. Вначале все было понятно – Он не желал умножать в мире зло. Но ведь оно умножилось! И мы похожи на каменщиков, которым велели возводить храм, но перед тем связали им за спиной руки. Слепое соблюдение Закона Любви…

Тут он замолчал, поняв, что говорит непозволительные вещи.

– Я честно старался понять и делать по Его слову, – сказал я. – Но ты привел ко мне сюда мужчину и женщину, нарушил мой субботний день, дал моей отдыхающей душе труд. Для чего, Рагуил?

– Для того, чтобы не было меж нами лжи, – ответил он. – Они идут тем же путем, что и ты, и те же вопросы их беспокоят. Так пусть они знают, что они – не первые, и до них соблюдение Закона Любви было мучительно, и после них легче не станет! Но иного пути нет, друг Даниил…

– Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи, говорил царь Соломон, – тут я задумался. – Много в его речах простой мудрости, унаследованной от совсем древних предков, но много и такого, что трудно применить к жизни. Вот эти слова о любви, покрывающей грехи, всегда ли применимы? Отец, жестоко убивший разбойников, чтобы спасти сына, – оправдан ли Соломоновой мудростью?

– Ты вернулся к закону Моисееву? – спросил архангел, а женщина легко поднялась с колен.

– Мыслями своими я вернулся, и хочу вновь пройти путь, который в конце стал меня угнетать. Возможно, я найду место, откуда окину взглядом оба закона, и оставшийся за спиной, и простершийся предо мной, возможно, я с Божьей помощью пойму, как совместить справедливость одного и любовь другого, – ответил я. – Но не сейчас. Сейчас я нуждаюсь в отдыхе.

– Ступайте, – велел Рагуил мужчине и женщине. – Вы услышали то, что должны были услышать, возлюбленные, и легче вам от этого не стало. Но, может быть, вы, прислушавшись к молитве Данииловой и уловив в ней странные слова, не сочтете их оговоркой…

– А что за слова? – спросила женщина.

– Крест наш насущный даждь нам днесь, – тихо сказал архангел.

Я вздохнул.

Они поклонились мне и молча ушли – не так, как ходят муж и жена, он – впереди, она – следом, и не так, как юноша идет за девушкой, и даже не так, как могли бы идти старший брат и младшая сестра. Я отчетливо видел в сухом, пронзительно чистом и ясном воздухе – пустыня, бывает, обманывает зрение, но сейчас она бы устыдилась обмана, – как, идя рядом, эти двое клонятся друг к другу, словно бы норовя соприкоснуться висками…

– Это не муж и жена, это не брат и сестра, – сказал я. – Кто эти двое, Рагуил? Что их связывает, если не узы плоти?

– Не брат и сестра, не муж и жена, и ни разу не разделили ложе, – согласился он. – Если ты им скажешь, что они исполняют Закон Любви, горечь будет в ответных взглядах. Очевидно, эти двое – из тех, кто обречен искать в жизни невозможное.

– Как и ты, архангел, – напомнил я. – Как и те, кого ты соблазнил прекрасным словом «справедливость». Не мне одному стало тяжко на этом пути…

Я неторопливо встал и поднял с земли плащ. Там, где он лежал, осталось серебристое, медленно тающее пятно.

– Ты возвращаешься? – спросил Рагуил.

– Я бы хотел побывать у Геннисарета и попытаться понять, как вышло, что…

Он кивнул. В моей жизни было мало женщин, и той, которая осталась на Геннисаретском берегу, я тоже не дал счастья. Всю жизнь что-то мешало мне любить. Уж не за это ли качество избрал меня Рагуил, подумал я, уж не оно ли помогло ему увидеть во мне истинного исполнителя закона Моисеева?