Иван Беляев - Галобионты

– Представьте, нет, – ответил Секретчик, извлекая из своего богатейшего арсенала самую обезоруживающую улыбку.

– Я хотел, чтобы весь мир узнал о том, чем мы занимались на этой секретной Базе, – сообщил Тихомиров, придвигаясь к столу.

– Ну так у вас есть такая возможность. Вы же понимаете, Михаил Анатольевич, что мы не принадлежим к структурам, курировавшим вашу работу. Откровенно говоря, – тут Секретчик доверительно улыбнулся, – мы относимся, так сказать к конкурирующей организации.

– В том-то все и дело… – начал Тихомиров.

В его глазах появился странный блеск, лицо побледнело. Он расцепил слегка подрагивающие руки, лежавшие на коленях и положил их на стол.

Расценив это, как порыв откровенности, Секретчик поощряюще улыбнулся и, откинувшись на спинку кресла, приготовился слушать.

– Я действительно собирался передать эту злополучную дискету в средства массовой информации, это было моей навязчивой идеей уже довольно давно. – Тихомиров помолчал, еще ближе придвинувшись к краю стола. – Слишком давно.

Секретчик уловил нервное подрагивание пальцев, лежащих на поверхности стола.

– Не переживайте так, Михаил Анатольевич, – ласково сказал он, все уже позади.

– Вы так считаете? – спросил Тихомиров с безумной ухмылкой. – А мне кажется, что все еще впереди.

Секретчик докурил сигарету и стал тушить окурок в хрустальной пепельнице, не переставая наблюдать за собеседником боковым зрением. Очевидно сработало его шестое чувство. Доля секунды и Тихомиров сумел бы схватить дискету и там, один только всевышний знает, что бы он с ней сотворил. Выражение лица Тихомирова говорило о том, что он был способен даже проглотить этот кусочек пластика.

– Что-то вы совсем плохой, Михаил Анатольевич, – сказал Секретчик, резко перехватив руку Тихомирова.

Ощутив эту стальную схватку, и поняв, что его безумное намерение неосуществимо, ассистент Степанова впал в истерию. Из этого состояния его пришлось выводить посредством медицинского вмешательства. Наблюдая за Тихомировым, с пеной у рта вырывавшимся из цепких рук двоих конвоиров, Секретчик вынужден был констатировать, что допрос придется отложить до лучших времен. Но необъяснимая внутренняя уверенность подсказывала ему, что эти времена вряд ли когда-нибудь настанут.

Дзержинец, которому сообщили, что Тихомирова перехватили прямо перед глазами у его подчиненных, рвал и метал. Никогда еще он не был проникнут такой смертельной яростью. Он не знал что будет делать Секретчик, и решил предпринять собственные меры предосторожности.

Прежде всего необходимо было связаться с Базой и предупредить Степанова о возможном нападении людей из военной разведки. Но, как видно, в этот день удача предпочитала обходить его стороной. Дзержинцу не дали возможности связаться с Базой, сообщив, что его срочно хочет видеть Президент.

Полковник провел в резиденции главы государства около двух часов, причем, большую часть этого времени ему пришлось проторчать в приемной в компании с советником, который туманно намекнул Дзержинцу, что речь будет идти о расследовании гибели „Антея“.

Полковник не сомневался, что все это – не более чем отвлекающий маневр. Он готов был поклясться, что знает, кто стоит за нежданно-негаданно начавшейся суетой. Секретчик просто пытался связать ему руки на максимально продолжительное время. И Дзержинца бесило осознание того, что генералу военной разведки этот маневр вполне удался.

Сидя в приемной и с бесстрастным видом изучая роскошную золоченую лепнину на потолке, полковник думал о том, что приближается время решительных действий. Он знал, что рано или поздно им с Секретчиком придется схлестнуться, что называется, в рукопашную. Но оттягивал этот момент на сколько возможно, прекрасно понимая, что встреча с давним врагом тет-а-тет грозит существенно ослабить его позиции. Президент, исполнявший в этой ситуации роль балласта, позволявшего сохранять шаткое равновесие между двумя противоборствующими структурами, начал склоняться на сторону военной разведки. Полковник не мог не отдать должное Секретчику – в этом была целиком и полностью его заслуга. Генерал военной разведки недаром считался мастером плетения политических интриг.

Перспектива переговоров с Секретчиком не радовала Дзержинца тем более, что он ясно видел, нежелание генерала военной разведки идти на сближение с полковником Безопасности. Из этого подразумевалось, что Секретчик вполне уверен в собственных силах и не нуждается в достижении компромисса.

В то же время нельзя было сбрасывать со счетов и того, что генерал, точно также, как и Дзержинец, просто-напросто не собирается делать первый шаг к этому сближению, поскольку это может выглядеть признанием слабости или, того хуже, несостоятельности военной разведки.

Дзержинец знал, что бывает в таких случаях, когда пересекаются интересы двух в общем-то равнозначных сил, представляемых негласными лидерами – так как и Дзержинец, и Секретчик имели над собой номинальных начальников, но чувствовали себя практически полновластными хозяевами в своих ведомствах. В подобных щепетильных ситуациях обычно принято прибегать к услугам посредников. Оставалось только найти подходящую кандидатуру для этой цели.

Однако эта, казалось бы небольшая проблема, никак не разрешалась. Полковник без устали перебирал в уме всех, кого можно было бы привлечь к исполнению сей деликатной роли, но никто, по его мнению, для этого не годился. Если только, – вдруг пришла в голову Дзержинца полусумасшедшая идея, – попробовать задействовать Президента? Должен же и от него быть хоть какой-то прок. Все шушукаются о том, что Президент отдает предпочтение Безопасности, будучи выходцем из этой структуры, но на деле ничего подобного не наблюдалось. Более того, в последнее время давление на это ведомство постоянно усиливалось.

Отчасти полковник понимал причины такой политики представителя верховной власти. Консолидация двух таких могущественных ведомств была бы чревата ослаблением центральной фигуры в лице президентского аппарата.

И Дзержинец, и Секретчик обладали достаточным опытом и проницательностью, чтобы понимать, что эта постоянное противоборство влиятельных структур создано искусственно. В каком-то смысле они выполняли роль марионеток. Однако осознание сего печального факта не могло изменить ситуацию. Президент действовал по старому, веками проверенному принципу, родившемуся еще в Древнем Риме: „Разделяй и властвуй“. Видя, что одно из двух крупнейших в государстве ведомств набрало слишком уж большой вес, он решил слегка пошатнуть его мощь посредством поддержки соперничающей организации. Пожалуй, на месте Президента сам Дзержинец поступал бы точно также. Однако от сознания правомерности действий главы страны, легче не становилось. Будь его воля, полковник давно уничтожил бы своих соперников, тем паче, что для этого у него имелись все необходимые средства. Гибель атомохода стала доказательством возросшей мощи органов Безопасности и одновременно тревожным сигналом, возвещающим о необходимости в кратчайшие сроки – пока они не натворили больших бед – ослабить эту мощь, взяв ее под контроль. Именно поэтому сейчас, когда Секретчик был предоставлен самому себе и вытрясал информацию из Тихомирова, полковник вынужден был протирать штаны в приемной Президента, зная, что ничего конструктивного их встреча не принесет.