Марина Дяченко - Волчья сыть

— Он пил? — спросил Дым.

Альк мигнул. Сказал, будто сам себе удивляясь:

— Нет.

— Ты говоришь — сам прыгнул. Он что, собирался с жизнью счеты свести? Похоже это на него?

— Нет, — снова сказал Альк, еще удивленнее и тише. Вокруг сновали двоюродные братья, сестры, свояченицы, прочие родичи Алька; совсем неподалеку вертелась девчонка, подарившая Дыму значок — пыталась подслушивать.

— Когда вы виделись в последний раз — он сказал тебе, куда идет и зачем? — спросил Дым, вплотную приблизив лицо к бледной рожице собеседника.

— Нет, — сказал Альк в третий раз, и кончик носа у него покраснел.

— Не ври, — сказал Дым ласково. — Кто соврет официальному лицу, тому до изгнания полстебелька, ты же знаешь… Когда вы с ним расстались — его шерсть была еще при нем?

Альк отпрянул. Вот оно что. Братец знал.

Дым невольно скосил глаза на рыжевато-бурую грудь собеседника. Нет, Алька не стригли. Тем не менее Альк трясется.

— Ты ни в чем не виноват, — сказал Дым терпеливо. — Так куда он собирался идти?

— Он, — Альк перевел дыхание, — он вредный был такой. То ему не так, это не так… То кормят плохо, то платят мало… То волки сына задрали на границе…

«Привереда какой», — подумал Дым. Посмотрел на собственную руку — под его взглядом пальцы, непроизвольно стиснувшиеся в кулак, нехотя разжались.

— Я расскажу, — жалобно пообещал Альк. — Только… я ведь и вправду не виноват?

— Лес-Лановой был, вероятно, незаурядной личностью. Все, с кем я говорил, вспоминают его по-разному — кто ворчуном и отшельником, кто весельчаком и заводилой. Кто лентяем, кто первоклассным работником. Кроме того, он неплохо рисовал… — Дым запнулся, вспомнив тень чужой радости, заключенную в простеньком рисунке. — Так вот, самым близким ему человеком был младший брат, Альк. На заработках братья познакомились с компанией молодых людей, которые и предложили им попробовать лучшей жизни — без забот и опасностей, без никаких волков. Когда братья поняли, что это за лучшая жизнь и у кого она — оба струсили, но Лес переборол страх, а Альк — нет.

Лес отправился вместе с новыми знакомыми; из первого похода он вернулся примерно через месяц — был очень возбужден, уверен в себе, сманивал Алька с собой и уверял, что скоро все, кто хоть чуть-чуть себя уважает, променяют это скотское существование… да, именно в таких выражениях… это скотское существование на нормальную жизнь. Альк всерьез собирался уйти с ним, но в последний момент по каким-то причинам передумал. На этот раз Лес отсутствовал около полугода. Альк врал знакомым и родственникам, что брат на заработках где-то в глухом поселке, а для себя решил: новая жизнь, видать, так понравилась Лесу, что он больше не вернется.

Но он ошибся — Лес вернулся, был он чем-то напуган и подавлен. Однако в ужас Алька привело не душевное состояние брата, а то, что брат был острижен, полностью и варварски, хотя и, по-видимому, достаточно давно. Лес несколько дней прожил на сенохранилище, где Альк прятал его от посторонних глаз, а затем пропал… и обнаружился много позже уже трупом с большим стажем, тем самым трупом, который выловили из реки подчиненные Сота-Озерного…

Никого из тех молодых людей, что в свое время соблазнили Леса новой жизнью, Альк больше никогда не видел и никому ничего не сказал, из понятных опасений быть осужденным и изгнанным.

Дым перевел дыхание. Посмотрел на медный колокольчик; перевел взгляд на сидящего напротив старика.

Под окном галдели прохожие. Кто-то рыдал в голос; в последние дни город наполнился беженцами, и страх перед волками сомкнулся со страхом перед наступающим голодом. Зеленые крыши в несколько часов сделались черными — все, что росло, подобрали до травинки и хозяева, и непрошеные гости.

— Правильно, — сказал старик задумчиво. — Во все времена находились охотники перейти черту… Ради сытой спокойной жизни. По глупости. Из любопытства, — и он как-то странно, сдавленно хихикнул.

— И ты переходил тоже, — сказал Дым.

Старик молчал. Дым и не ждал от него ответа. Наконец старик тронул пальцем колокольчик:

— Дымка, если ты думаешь, что Хозяева станут с тобой разговаривать, как с равным или хотя бы как с младшим, ты ошибаешься. Такие, как мы есть, мы им не нужны. Они едят таких, как мы. В этом отношении они ничем не лучше волков.

«Дон-н», — глухо сказал колокольчик. И снова — «дон-дон-н…» Будто вторя ему, неразборчиво и резко крикнула женщина под окном. Не то кого-то звала, не то прогоняла, не то проклинала.

— Теперь у меня остался к тебе только один вопрос, — сказал Дым.

— Какой же? — старик поднял белые лохматые брови.

— Правда, что они нас создали?

Лидер и его стадо жили у Хозяев, ни в чем не нуждаясь, удовлетворяя тягу к знаниям, развлекаясь и плодя потомство. Так и должно было продолжаться вечно; но Лидер рассудил иначе. Он сказал всем, кто его слушал, — а слушало его больше половины стада, — что разумному существу не пристало жить затем только, чтобы тешить самолюбие своих Создателей. Что пришло время самим строить свою жизнь и самим решать, для чего она. И позвал всех, кто верил ему, бежать вместе с ним. Они нашли летательные аппараты. Они взяли с собой все необходимое, а больше всего — правды о природе вещей, записанной в книгах… Но побег их был раскрыт…

Первую часть пути он сплавлялся по реке — на узкой лодке с двумя поплавками по бортам. Это была самая легкая и самая страшная часть пути; потому что по берегам тянулась волчья земля, ничья земля, несколько дней назад бывшая мирным процветающим краем.

За три дня пути Дым не слышал ничего, кроме плеска воды, шелеста веток и собственного дыхания. Пахло травой — а из-под этого терпкого, одуряющего духа проступал сладковатый запах мертвечины. Он видел — издали — несколько поселков, безлюдных, пустых. Колыхались на веревках развешенные для просушки тряпки.

Дым сидел, скорчившись в своей лодке, и глядел на воду — игра солнечных бликов на время вытесняла из головы все мысли и все несвоевременные воспоминания. Например, как они с сыновьями собирали на озере камыш для летней хижины.

Первую ночь он спал неспокойно — и на рассвете проснулся оттого, что средний сын его, Мири, трогал его за плечо. Дым вскочил, протянул руки, желая схватить, обнять и никогда больше не выпускать — но это просто дерево, низко склонившееся над водой, накрыло ветвями сбившуюся со стремнины лодку. Дым оттолкнулся веслом от берега и снова выгреб на середину реки.

Мири стоял перед глазами. Или это Рос? Они ведь близнецы… Все трое сыновей Дыма были где-то рядом; точно так же пахла река, когда они с мальчишками лежали на дощатом настиле у лодочной станции, Рос хвалился, что прыгнет с кручи, а Мири и Кит…