Джон Уиндем - Мидвичские кукушки

– Я вижу, вы и так неплохо информированы, – заметил мистер Кримм.

– О поселке, но не о Ферме. У вас там другие люди, и реагируют они иначе. Мне сказали, что прямому воздействию подверглись шесть ваших молодых женщин. Поэтому мы надеемся, что вам удастся сохранить ваш персонал в неизменном составе до… скажем, до июля. Особенно важно, чтобы эти женщины не оказались в других местах и не стали рассказывать о положении дел.

Мистер Кримм немного подумал.

– Я сделаю все от меня зависящее, но это поможет только в том случае, если другие отделы не будут требовать перевода персонала от нас.

– Посмотрим, что можно сделать. Как вы думаете, нельзя ли установить более близкие отношения между вашими людьми и жителями поселка? Я знаю, что обычно это у вас не принято, но в данном случае вашим шести женщинам очень помогла бы поддержка женщин поселка. Такое чувство вообще очень ценно.

– Да, понимаю, солидарность. Я им объясню.

– Хорошо, но, конечно, ни слова о нас.

– Ладно, – согласился мистер Кримм. – Собственно говоря, я о вас все равно ничего не знаю. Та наша встреча после Потерянного дня – не в счет. Полагаю, вы сейчас не вправе… э…

Бернард покачал головой.

– Извините, во всяком случае не сейчас.

Мистер Кримм выглядел разочарованным.

– Я так и думал. Жаль. Мне редко приходилось сталкиваться с такими интересными службами, как Акушерский отдел военной разведки.

Через несколько минут Бернард встал. Пожимая протянутую руку, мистер Кримм задумчиво на него посмотрел.

– Не будет ли больше пользы, – предложил он, – если я стану работать не в одиночку, а в сотрудничестве, скажем, с мистером и миссис Гейфорд?

– О, – сказал Бернард, – значит, вы догадались? А кто-нибудь еще?

– Вряд ли. Я лишь десять минут назад сообразил, кто бы это мог быть.

– Что ж, думаю, на этом пока и закончим. А теперь езжайте и обязательно встретьтесь с Гейфордами. Чем полнее будет картина, тем лучше.

Мистер Кримм не терял времени даром. В тот же вечер по пути из Лондона он позвонил нам, и вместе с Джанет мы обсудили, каким образом включить Ферму, и особенно шесть тамошних проблем, в круг жизни поселка.

Жизнь в Мидвиче текла довольно гладко, но немного позже одно из подводных течений вырвалось на поверхность и взбудоражило всех.

После заседания комитета, которое сорвалось из-за миссис Либоди, она фактически прекратила участвовать в его работе, впрочем, это и неудивительно. Когда же через несколько дней она появилась снова, казалось, что душевное равновесие к ней вернулось, и она решила забыть о случившемся, как просто о неприятном инциденте.

Но однажды, в начале марта, викарий церкви Святой Марии в Трейне и его жена привезли миссис Либоди домой на своей машине.

– Очень неприятная история, мне очень жаль, – сказал викарий из Трейна, когда обе женщины поднялись наверх, а мистер Либоди позвонил доктору. – Такое несчастье для всех нас.

– Я не вполне понимаю, что, собственно, случилось, – признался мистер Либоди.

– Ее заметила моя жена. Она как раз делала покупки на рынке в Трейне, когда увидела миссис Либоди. Ей стоило немалого труда увести ее, но в конце концов она привела ее к нам, дала чаю и позвонила мне. Мы решили, что лучше всего – сразу же отвезти ее домой.

– Очень вам за это признателен, – сказал Хьюберт Либоди. – Но я все еще не понимаю. Я ведь знаю, что она собиралась в Трейн. И вполне естественно, что она пошла на рынок?

– Да, да, конечно. Суть только в том, что она там делала. Когда моя жена ее заметила, миссис Либоди стояла на перевернутом ящике и говорила – можно сказать, проповедовала. Жена говорит, что вокруг уже собралась небольшая толпа, причем не вполне приличного вида. Тем не менее миссис Либоди упорно отказывалась уходить. К счастью, моя жена умеет уговаривать.

– Это было весьма любезно со стороны вашей жены. Положение создалось затруднительное и неприятное, и мы тем более в долгу перед ней, – сказал преподобный Хьюберт.

– Конечно, она действовала исключительно ради миссис Либоди, – заверил его викарий из Трейна.

После некоторой паузы мистер Либоди, поколебавшись, спросил:

– Вы говорите, она произносила проповедь. Не можете ли вы сказать, на какую… э… тему?

– Ну, видите ли, тема была несколько фантастическая, – уклончиво сказал викарий из Трейна.

– Но, полагаю, я должен это знать. Доктор об этом наверняка спросит.

Его собеседник поколебался, но уступил.

– Насколько я понял, это был призыв к покаянию; вы, наверное, с подобным уже встречались – когда некто объявляет о наступлении Судного дня. По словам миссис Либоди, жители Трейна должны покаяться, и в страхе перед бедствиями, муками и адским пламенем должны молить о прощении. Довольно сектантские призывы, я бы сказал. Как-то, знаете ли, мрачно. И, кроме того, они должны избегать любых контактов с жителями Мидвича, которые уже страдают от Божьего недовольства. Если жители Трейна не одумаются и не встанут на путь истинный, неотвратимая кара настигнет и их.

– О, – еле сдерживаясь, проговорил мистер Либоди. – Она не сказала, в чем выражаются наши страдания?

– Кара Божья, – сказал викарий из Трейна. – Точнее говоря, наказание в виде… э… детей. Это, конечно, вызвало скабрезные шутки и сквернословие… Прискорбное зрелище. Конечно, как только моя жена обратила внимание на… э… состояние миссис Либоди, дело стало понятнее, хотя и не менее угнетающим. Я… а, вот и доктор Уиллерс. – Он с облегчением замолчал.

Неделю спустя, средь бела дня, миссис Либоди заняла позицию на нижней ступеньке памятника жертвам войны и приготовилась к выступлению. По этому случаю она оделась в мешковину, ноги ее были босы, а волосы посыпаны пеплом. К счастью, народу в это время было немного, и миссис Брант отвела ее домой, прежде чем она успела всерьез начать свою проповедь. Уже через час по всему поселку шли пересуды, но сама речь так и осталась непроизнесенной.

Мидвич ничуть не встревожился, и, когда вскоре последовала новость, что доктор Уиллерс рекомендовал миссис Либоди отдохнуть в частной лечебнице, это восприняли скорее с жалостью, чем с удивлением.

Примерно в середине марта Алан и Феррелин впервые после свадьбы приехали в Мидвич. Пока Феррелин, ожидая увольнения Алана из армии, жила в маленьком шотландском городке среди незнакомых людей, Антея не хотела беспокоить ее, рассказывая в письме о положении дел; теперь же сделать это было необходимо.

По мере того, как Антея обрисовывала ситуацию в Мидвиче, выражение лица Алана становилось все более озабоченным. Феррелин же слушала не перебивая, лишь поглядывая время от времени на Алана. Она первой нарушила наступившую тишину.

– Знаете, у меня такое чувство, что все это слишком уж странно. Я хочу сказать, этого не может быть… – Она замолчала, пораженная неожиданной мыслью. – О, какой ужас! Для бедного Алана это просто удар в спину. Это же просто насилие! Это отвратительно! Это может быть основанием для развода? Ты хочешь развестись, дорогой?