Владимир Савченко - За перевалом

В последний раз заговорил Дан:

– Мы перенесли кубы в памяти и сфероматрицы Амебы в ракету, подготовили ее к старту. Сгоряча мы хотели немедленно последовать совету Амебы, но одумались; очень уж это выходило не по-людски: после всего пережитого и узнанного здесь покидать планету, будто улепетывая… Сейчас можно только гадать: в какой мере это настроение было наше, а в какой навеяно по-быстрому готовившими свой заговор Высшими «простачками», – но я и сейчас не жалею об этом решении. Мы не сделали ничего худого, ничего не похитили, а Амеба верно ведь мыслила, что знания не теряешь, отдавая. Да и не такая штука первый Контакт, чтобы допустить в нем то, что мы и в обычных отношениях между собой не допускаем: фальшь, передергивания, корыстные ходы… Верность себе всегда окупится, так считаю.

И не хотелось нам расставаться наспех с этим миром: красивым, своеобразным, чем-то грустным в своем увядании – и теперь для нас не чужим. К тому же разгорался феерический, ни с чем не сравнимый закат Альтаира. И мы поднялись на биокрыльях – попрощаться, бросить последний взгляд на море, на архипелаг Ксены, на все.

– И только с большой высоты, – вступила Ксена, – мы заметили на восточной оконечности нашего острова скалообразный выступ с острыми, как у ножа, гранями. Его не было раньше, он вырос за этот день. Заметили – но не придали значения: если на этих островах сами вырастают дома, почему бы не вырасти и скале! Вероятно, и эта наша беспечность была уже не наша – потому что это выросла та самая «нож-скала»…

Арно досматривал передачу из Биоцентра под аккомпанемент мыслей, начинавшихся с «вот оно что», – и каждая приносила облегчение. Он лежал на холме, глядел на днище «лапуты» – но и без показываемого уже понимал все.

…А на экране метались фантасмагорические видения, динамики транслятора несли в ночь торжественно-зловещие хоры. Они переходили то во вьюжный свист и улюлюканье, то в издевательский хохот – раскатистый, с затяжной реверберацией. Видения сплетались знакомыми лицами, фигурами; все они искажались, переходили одно в другое, растекались. Все – и картины, и звуки – доказывало призрачность бытия, отрешало, уводило от привязанностей, от долга, подавляло… Это там, на Одиннадцатой планете. Высшие Простейшие обрабатывали Ксену: подавляли личность, внушали покорность, чувство ничтожества и вины – и это она передавала сейчас, передавала с самого донышка предельно напряженного сознания.

«Вот оно что…» Нет на ней вины, на Ксене. Все суждения о долге и нарушении его выработались у людей для психических воздействий и обстоятельств в пределах некоей жизненной нормы. А там она попала под психические влияния, сравнимые по мощи разве что с силой гравитации, – попала в психическое поле; и падение ее, сдача после гибели Дана были так же неизбежны, как и механическое падение тела, лишившегося опоры. Главное, одна, совсем одна… бедная Ксена!

«Вот оно что…» Арно смотрел на экран, но видел-вспоминал иное – лицо Ксены, когда, прилетев на Одиннадцатую, нашел ее: измученно-отупелое, постаревшее, худое, с застывшим в глазах и складках у рта отчаянием. Ксена, которую сломили, – бедная Ксена!

Не совсем, однако, сломили, не до конца: голову Дана она спасла. Сохранить Дана, хоть его голову, – это, наверно, стало у нее пунктиком, соломинкой для утопающего. И пред этим спасовали все психические атаки Амеб; а ведь как, поди, старались! Сфероматрицы инакомыслящей Амебы она уничтожила; и кристаллоблоки, образцы, снимки, записи – все, где хоть намеком могло обнаружиться существование на планете этих далеко не простых Высших Простейших… А с головой Дана вышла осечка. Или решили не отнимать последнюю игрушку у забытого, но упрямого ребенка: пусть, мол, тешится, что это изменит!.. Недооценили знания и волю людей.

Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но такое странное: зловещее, холодно-властное! Это, наверно, тот момент, когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд-гермостат с головой Дана.

Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным, выдуманным Амебами… Бедная, бедная Ксена!

«Вот оно что…» Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и невменяемость – а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию, что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие свои знания, надругались жестоко и расчетливо – ради стремления к болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя – и хорошо, что удалось восстановить все, вернуть.

«Вот оно что…» Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле. Эта «нож-скала», орудие убийства – он ее даже не осмотрел как следует, не заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан «фигурял» и допустил оплошность, подсказалась ему там… Сейчас Арно было неловко видеть на днище-экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с чужим обликом, но все-таки Дана, своего товарища, которого он, получается, опорочил.

Планета с психополем – новое в астронавтике! Вот как их всех там обставили: и причины не те, и версии ложны.

И приговор ему, выходит, ошибочен.

Арно почувствовал, как внутри у него все расслабляется, размякает. Передача кончилась, квадрат на днище «лапуты» погас. Ярче стали видны обильные звезды и огни Космосстроя. Но вот и они расплылись все вдруг. Арно тронул пальцем мокрые глаза, потом лизнул палец: и верно, соленые… «Ничего, – утихомиривал он себя, – раз в жизни можно. Зная слабость, буду потом там еще крепче. Ничего…»

И понял он, что жил все эти годы будто со стиснутыми зубами. Понял, как трудно с ним, затаившимся, зажавшим душу в кулак, было Ксене. «Кто кого больше поддержал: я ее или она меня?..»

Нет его вины – и будто не было этих трех лет! Арно упруго поднялся. Да теперь дело и не в том, не в мере вины: вон ведь что замаячило в далекой перспективе – такой, как у Амеб, финал спокойной жизни человечества. Нет, подобный финал – не для людей. Теперь астронавты очень даже будут нужны; такими, как он, кидаться накладно.

Он пошел будто побежал изящно-стремительной походкой вниз, к берегу, к пристани дисковых катеров. Катер домчал его к сверкающим огням на мысу, к станции общепланетной хордовой подземки. У спуска, возле шеренги сферодатчиков, он замедлил шаг, остановился в колебании: «Связаться с Ксеной? Надо ли? Хватит ей на сегодня переживаний… Спасибо тебе, Ксена, боль моя!.. А, свяжусь с Луны». Он направился к эскалатору.