Клиффорд Саймак - Город

– И вообще, – продолжал Франт, – как вы догадались, что пистолет неисправен? Вы за мной следили?

– Я слышал, как вы об этом думали.

– Слушали, как я думал?

– Да, – подтвердил Джо. – Я и сейчас слышу ваши мысли.

Грант натянуто усмехнулся. Не очень кстати, но вполне логично. Этого следовало ожидать, и не только этого…

Он показал на муравейник.

– Это ваши муравьи?

Джо кивнул, и Гранту снова показалось, что он с трудом удерживается от смеха.

– А что тут смешного? – рассердился Франт.

– Я не смеюсь, – ответил Джо, и Грант почему-то ощутил жгучий стыд, словно он был ребенком, которого нашлепали за плохое поведение.

– Вам следовало бы опубликовать свои записи, – сказал он. – Можно будет сопоставить их с тем, что делает Вебстер.

Джо пожал плечами.

– У меня нет никаких записей.

– Нет записей?

Долговязый подошел к муравейнику и остановился, глядя на него.

– Вероятно, вы сообразили, почему я это сделал? – спросил он.

Грант глубокомысленно кивнул.

– Во всяком случае, пытался понять. Скорее всего, вам было любопытно посмотреть, что получится. А может быть вами руководило сострадание к менее совершенной твари. Может быть, вы подумали, что преимущество на старте еще не дает человеку единоличного права на прогресс.

Глаза Джо сверкнули на солнце.

– Любопытство, пожалуй. Мне это не приходило в голову.

Он присел подле муравейника.

– Вы никогда не задумывались, почему это муравей продвинулся так далеко, потом вдруг остановился? Создал почти безупречную социальную организацию и на том успокоился? Что его осадило?

– Ну хотя бы существование на грани голода, – ответил Грант.

– И зимняя спячка, – добавил долговязый. – Ведь зимняя спячка что делает – стирает все, что отложилось в памяти за лето. Каждую весну начинай все с самого начала. Муравьи не могли учиться на ошибках, собирать барыш с накопленного опыта.

– Поэтому вы стали их подкармливать…

– … и отапливал муравейник, – подхватил Джо, – чтобы избавить их от спячки. Чтобы им не надо было каждую весну начинать все сначала.

– А тележки?

– Я смастерил две-три штуки и подбросил им. Десять лет присматривались, наконец все же смекнули, что к чему.

Грант указал кивком на трубы.

– Это они уже сами, – сказал Джо.

– Что-нибудь еще?

Джо досадливо пожал плечами.

– Откуда мне знать?

– Но ведь вы за ними наблюдали! Пусть даже не вели записей, но ведь наблюдали.

Джо покачал головой.

– Скоро пятнадцать лет, как не приходил сюда. Сегодня пришел только потому, что вас услышал. Не забавляют меня больше эти муравьи, вот и все.

Грант открыл рот и снова закрыл его. Произнес:

– Так вот оно что. Вот почему вы это сделали. Для забавы.

Лицо Джо не выражало ни стыда, ни желания дать отпор, только досаду: дескать, хватит, сколько можно говорить о муравьях. Вслух он сказал:

– Ну да. Зачем же еще?

– И мой пистолет, очевидно, он тоже вас позабавил.

– Пистолет – нет, – возразил Джо.

Пистолет – нет. Конечно, балда, при чем тут пистолет? Ты его позабавил, ты сам. И сейчас забавляешь.

Наладить машины старика Дэйва Бэкстера. смотаться, не говоря ни слова, – для него это, конечно, была страшная потеха. А как он, должно быть, ликовал, сколько дней мысленно покатывался со смеху после случая в усадьбе Вебстеров, когда показал Томасу Вебстеру, в чем изъян его космического движителя!

Словно ловкий фокусник, который поражает своими трюками какого-нибудь тюфяка.

Голос Джо прервал его мысли.

– Вы ведь переписчик, верно? Почему не задаете мне ваши вопросы? Раз уж нашли меня, валяйте записывайте все как положено. Возраст, например. Мне сто шестьдесят три, а я, можно сказать, еще и не оперился. Считайте, мне тысячу лет жить, не меньше.

Он обнял свои узловатые колени и закачался с пятки на носок.

– Да-да, тысячу лет, а если я буду беречь себя…

– Разве все к этому сводится? – Грант старался говорить спокойно. – Я могу предложить вам еще кое-что. Чтобы вы сделали кое-что для нас.

– Для нас?

– Для общества. Для человечества.

– Зачем?

Грант опешил.

– Вы хотите сказать, что вас это мало волнует?

Джо кивнул, и в этом жесте не было ни вызова, ни бравады. Он просто констатировал факт.

– Деньги? – предложил Грант.

Джо широким взмахом указал на окружающие горы, на просторную долину.

– У меня есть это. Я не нуждаюсь в деньгах.

– Может быть, слава?

Джо не плюнул, но лицо его было достаточно выразительным.

– Благодарность человечества?

– Она недолговечна, – насмешливо ответил Джо, и Гранту опять показалось, что он с трудом сдерживает хохот.

– Послушайте, Джо… – против воли Гранта в его голосе звучала мольба. – То, о чем я хочу вас попросить… это очень важно, важно для еще не родившихся поколений, важно для всего рода людского, это такая веха в нашей жизни…

– Это с какой же стати, – спросил Джо, – должен я стараться для кого-то, кто еще даже не родился? С какой стати думать дальше того срока, что мне отмерен? Умру – так умру ведь, и что мне тогда слава и почет, флаги и трубы! Я даже не буду знать, какую жизнь прожил, великую или никудышную.

– Человечество, – сказав Грант.

Джо хохотнул.

– Сохранение рода, прогресс рода… Вот что вас заботит. А зачем вам об этом беспокоиться? Или мне?..

Он стер с лица улыбку и с напускной укоризной погрозил Гранту пальцем.

– Сохранение рода – миф. Миф, которым вы все перебиваетесь, убогий плод вашего общественного устройства Человечество умирает каждый день. Умер человек – вот и нет человечества, для него-то больше нет.

– Вам попросту наплевать на всех, – сказал Грант.

– Я об этом самом и толкую, – ответил Джо.

Он глянул на лежащую на земле котомку, и по его губам опять пробежала улыбка.

– Разве что это окажется интересно…

Грант развязал котомку и достал портфель. Без особой охот извлек тонкую папку с надписью «Неоконченный философский…», передал ее Джо и, сидя на корточках, стал смотреть, как тот пробегает глазами текст. Джо еще не кончил читать, а душу Гранта уже пронизало мучительное ощущение чудовищного провала.

Когда он в усадьбе Вебстеров представлял себе разум, свободный от шор, не скованный канонами обветшалого мышления, ему казалось, что достаточно найти такой ум, и задача будет решена.

И вот этот разум перед ним. Но выходит, что этого мало. Чего-то недостает – чего-то такого, о чем не подумал ни он, ни деятели в Женеве. Недостает черты человеческого характера, которая до сих пор всем представлялась обязательной.

Общественные отношения – вот что много тысяч лет сплачивало род людской, обуславливало его цельность, точно так же как борьба с голодом вынуждала муравьев действовать сообща.